Дэниэл Брук - История городов будущего

Сегодня самые быстрорастущие города на Земле – это мегаполисы развивающихся стран, вроде нигерийского Лагоса или Дакки в Бангладеш 7. У них, возможно, нет настолько богатой истории или таких высоких устремлений, как у городов, описанных в этой книге, однако их социальная структура и тот шанс стать частью современного мира, который они предоставляют своим народам, делают и их тоже продолжателями традиции, начало которой было положено в Петербурге в 1703 году. Добьются ли они большего успеха в сокращении пропасти между городом и деревней, богатыми и бедными, иностранцами и соотечественниками, мигрантами и местными, Востоком и Западом, чем города, которые прошли этот путь до них, – вопрос открытый. Но ставки высоки как никогда. Когда в начале XX века корабль Петербурга налетел на рифы, толчки ощущались по всей планете. Когда в последние десятилетия того же века на арену глобальной экономики снова вышел Шанхай, мир приобрел новые очертания. Сегодня, более чем когда-либо, судьба человечества решается в растущих центрах развивающихся стран, таких как Мумбай, Лагос и Дакка. Смогут ли они добиться того, к чему стремятся, – вопрос жизни и смерти не только для них, но и для всех нас.

Человек и мегаполис. Парк Столетия, Пудун. © Дэниэл Брук

На первом этаже огромного Государственного Эрмитажа, вдали от толп туристов, тянущих шеи, чтобы рассмотреть Рафаэля или Рембрандта, расположены анфилады залов, спроектированных немецким архитектором в середине XIX века. Сочетание царской роскоши и неоклассицизма делает их похожими на греческий храм, на строительство которого выделили неограниченный бюджет. Каждый зал – это симметричное пространство, ограниченное колоннами, арками и пилястрами полированного мрамора, в одном – мрачно-серого, в другом – ярко-красного, в третьем – игриво-розового. В этих псевдогреческих залах расставлены псевдогреческие статуи: римские копии греческих оригиналов.

Надписи рядом со скульптурами с гордостью рассказывают об их сомнительном происхождении: «Аполлон, мрамор, I век н. э. Римская копия греческого оригинала, IV век до н. э.»; «Эрос, мрамор, II век н. э. Римская копия греческого оригинала первой половины IV века до н. э.»; «Афина, мрамор, II век н. э. Римская копия греческого оригинала конца V века до н. э.» 8В этих неоклассицистских залах Эрмитажа, как и в неоклассицистском городе вокруг него, русские путем мимикрии заявляют претензию на наследие всей западной цивилизации, отчаянно пытаясь вписать себя в историю Запада. Однако в этих самых скульптурах мы видим римлян, стоявших, казалось бы, у истоков европейской цивилизации, которые заняты тем же самым. Копируя шедевры Древней Греции, они стремились выставить себя преемниками эллинов.

То, что римляне копировали греков, вовсе не означает, что их цивилизация была поддельной. Римляне внесли свой вклад в западную традицию, намного превзойдя греков в таких областях, как инженерное дело и транспорт. То, что римляне занимались копированием, не значит, что история – это сплошное копирование. Очевидно, однако, что копирование является неотъемлемой частью истории.

Если даже римляне должны были отдельно работать над тем, чтобы стать частью Запада, что вообще тогда означает знаменитая дихотомия Восток-Запад? Если Запад или Восток – это выбор, а не непреложный факт, то зачем придавать этим категориям такое значение? И хотя отнесение народом самого себя к Востоку или Западу воспринимается как незыблемая традиция, на самом деле это осознанное решение, которое лишь со временем становится наследуемой характеристикой национального подсознания. Многие из сегодняшних египтян и сирийцев являются потомками римских граждан, но при этом отвергают принадлежность к Западу и даже считают себя его противниками. Между тем немцы, возводящие свои родословные к разрушившим Рим варварам, видят себя наследниками западной цивилизации. Берлин с его неоклассицистским парламентом и музеями не особо отличается от Санкт-Петербурга по части запоздалого приписывания своих жителей к западной традиции. В Берлине искусственность этого маневра меньше ощущается именно потому, что он сработал. В то время как социологические опросы показывают, что только 12 % россиян «всегда чувствуют себя европейцами» 9, ни одному социологу не пришло бы в голову проводить такое исследование в Германии. То, что немцы – европейцы, всем кажется просто очевидным.