Архимандрит Августин (Никитин) - Храмы Невского проспекта. Из истории инославных и православной общин Петербурга

– Посвети-ка мне спичкой. – Пока горела спичка, владыка прочел: „Платонов Николай Федорович“. – Рука владыки задрожала, болезненно сжалось сердце. – „Так вот где мы встретились, – подумал он. – Посвети еще на лицо, Василий. Да, это он“, – сказал владыка, посмотрев на худое мертвое лицо.

– Что, знакомый, что ли, Вам?

– Знакомый, знакомый. Да и ты, Василий, должен его знать по Андреевскому собору. Ведь это бывший обновленческий митрополит Платонов.

Сторож нагнулся.

– Ай, батюшки, да и вправду он! И валенки худые. Видно, пришел с покаянием, да и помер на паперти.

Действительно, это был митрополит. В начале двадцатых годов он блистал своими проповедями, привлекая множество народа. Это был противник владыки, проклинавший его с амвона. Но пришло время, и коммунисты добрались и до обновленческого духовенства, стали сажать их в тюрьмы и расстреливать. Тогда митрополит Платонов, ничтоже сумняшеся, снял с себя сан, отрекся от Бога и объявил себя атеистом. Устроился лектором в общество безбожников. Но пришла всенародная беда: война, голод, блокада. Быть может, от этих бедствий пробудилась у него совесть, и он пришел в церковь, чтобы принести покаяние. Но, видно, не выдержало старое сердце, и бывший митрополит умер на паперти храма в нескольких шагах от входа. Владыка сотворил над умершим краткую литию и повелел сторожу положить покойника в сарае, где скапливались умершие около церкви [913]».

С 1930-х гг. музей в бывшем Казанском соборе стал важным звеном в системе массированной атеистической пропаганды, приведшей страну к краю духовной пропасти. Экспозиция музея, отличавшаяся «классовым подходом», вызывала улыбки иностранцев. Они охотно посещали бывший храм, чтобы посмотреть на «развесистую клюкву», насаждавшуюся там «религиоведами». Чего стоило, например, посещение подземелья – «застенка инквизиции» с фигурами монахов, истязающих еретиков. О реально существовавших застенках в стране в те годы предпочитали умалчивать…

В тяжелые годы Великой Отечественной войны (1941–1945 гг.) в Советском Союзе временно прекратились гонения на Церковь, и после долгого забвения возвращены из небытия имена прославленных русских полководцев – А.В. Суворова и М.И. Кутузова. А в русском Зарубежье их никогда не забывали, свидетельство чему – строки, воспевающие славу русского оружия:

Мне помнится вечер морозный,

Луны бледноматовый свет.

Казанский собор грандиозный

С реликвией русских побед [914].

Так писал в 1923 г. В.А. Петрушевский, чей жизненный путь завершился в далекой Австралии. Казанскому собору посвящены и строки поэмы В.М. Бека «О, русская земля!». Член русской эмигрантской колонии в Буэнос-Айресе, Владимир Максимилианович написал эту поэму в августе 1943 г., незадолго до своей кончины. Из далекой Аргентины он мысленно переносится на берега Невы, в осажденный город, откуда его путь лежит в Казанский собор, к гробнице Кутузова. Вот эти бесхитростные строки:

В Казанском каменном соборе,

Под сенью отнятых знамен,

Против Барклая, во притворе

Давно Кутузов погребен,

Под сводом сердобольских плит,

Устав от жизни, он лежит,

И там без страха, без стыда

Он ждет Последнего Суда.

Ничто его не пробудит,

И не проходят сквозь гранит

Ни наводненье, ни пожары,

Ни жизни повседневной хмары.

Но вдруг содрогнулся старик

От недр земельных сотрясанья.

Он слышит многих грудей крик

И отдаленные рыданья…

Сквозь орудийные раскаты

И сквозь пожаров едкий дым

Кричат… зовут его солдаты,

Что пали под Бородиным:

«Вставай, наш вождь, наш Ларивоныч,

Спеши к солдатушкам твоим.

Спасай опять… Иди на помочь

Терпеть мы больше не могим.

Во смерти нашей годовщину

Прут на Россию супостаты…

Опять, как в прежнюю годину,

Дерутся насмерть с ним солдаты

У наших больше нету сил,

Зовут в подмогу стариков,

На волю рвемся из могил,

Но смерти нам не сбить оков».

…………………………………

И гроб мой ангел белоснежный

Мечом пылающим открыл

И возвестил мне голос нежный:

«Воздвигнись, воин Михаил!

Услышал Бог твои моленья,

Восстань и плотью облекись,

Покинь се ложе погребенья

И в мир юдоли возвратись» [915].

Заканчивая свою поэму, автор шлет Родине пожелание: