Вот пришло крутое крутище*, станово становище*; под тем крутищем скошенное поле, на том поле стога что города стоят. Остановились козел, баран и кот отдыхать; а ночь была осенняя, холодная.
«Где огня добыть?» — думают козел да баран.
А мурлышко уже добыл бересты, обернул козлу рога и велел ему с бараном стукнуться лбами. Стукнулись козел с бараном, да таково крепко, что искры из глаз посыпались; берестечко так и зарыдало*.
— Ладно, — молвил серый кот, — теперь обогреемся, — да за словом и затопил стог сена.
Не успели они путем обогреться, глядь — жалует незваный гость мужик-серячок Михайло Иванович.
— Пустите, — говорит, — обогреться да отдохнуть: что-то неможется.
— Добро жаловать, мужик-серячок муравейничек*! Откуда, брат, идешь?
— Ходил на пасеку да подрался с мужиками, оттого и хворь прикинулась; иду к лисе лечиться.
Стали вчетвером темну ночь делить: медведь под стогом, мурлыко на стогу, а козел с бараном у теплины*.
Идут семь волков серых, восьмой белый — и прямо к стогу.
— Фу-фу, — говорит белый волк, — нерусским духом пахнет. Какой-такой народ здесь? Давайте силу пытать!
Заблеяли козел и баран со страстей*, а мурлышко такую речь повел:
— Ахти, белый волк, над волками князь! Не серди нашего старшего; он, помилуй Бог, сердит! — как расходится, никому несдобровать. Аль не видите у него бороды: в ней-то и сила, бородою он зверей побивает, а рогами только кожу сымает. Лучше с честью подойдите да попросите: хотим, дескать, поиграть с твоим меньшим братишком, что под стогом-то лежит.
Волки на том козлу кланялись, обступили Мишку и стали его задирать. Вот он крепился, крепился, да как хватит на каждую лапу по волку; запели они Лазаря, выбрались кое-как, да, поджав хвосты, — подавай Бог ноги!
А козел да баран тем времечком подхватили мурлыку и побежали в лес и опять наткнулись на серых волков. Кот вскарабкался на самую макушку ели, козел с бараном схватились передними ногами за еловый сук и повисли.
Волки стоят под елью, зубы оскалили и воют, глядя на козла и барана. Видит кот серый лоб, что дело плохо, стал кидать в волков еловые шишки да приговаривать:
— Раз волк! Два волк! Три волк! Всего-то по волку на брата. Я, мурлышко, давеча двух волков съел, и с косточками, так еще сытехонек; а ты, большой братим*, за медведями ходил, да не изловил, бери себе и мою долю!
Только сказал он эти речи, как козел сорвался и упал прямо рогами на волка. А мурлыко знай свое кричит:
— Держи его, лови его!
Тут на волков такой страх нашел, что со всех ног припустили бежать без оглядки. Так и ушли.
Жила-была коза, сделала себе в лесу избушку и нарожала деток. Часто уходила коза в бор искать корму. Как только уйдет, козлятки запрут за нею избушку, а сами никуда не выходят.
Воротится коза, постучится в двер и запоет:
Козлятушки, детятушки!
Отопритеся, отворитеся!
А я, коза, в бору была;
Ела траву шелковýю,
Пила воду студенýю.
Бежит молоко по вымечку,
Из вымечка в копытечко,
Из копытечка в сыру землю!
Козлятки тотчас отопрут двери и впустят мать. Она покормит их и опять уйдет в бор, а козлятки запрутся крепко-накрепко. Волк все это и подслушал; выждал время, и только коза в бор, он подошел к избушке и закричал своим толстым голосом:
Вы, детушки, вы, батюшки,
Отопритеся, отворитеся!
Ваша мать пришла,
Молока принесла.
Полны копытца водицы!
А козлятки отвечают:
— Слышим, слышим — не матушкин голосок! Наша матушка поет тонким голоском и не так причитает.
Волк ушел и спрятался.
Вот приходит коза и стучится:
Козлятушки, детятушки!
Отопритеся, отворитеся!
А я, коза, в бору была;
Ела траву шелковýю,
Пила воду студенýю.
Бежит молоко по вымечку,
Из вымечка в копытечко,
Из копытечка в сыру землю!
Козлятки впустили мать и рассказали ей, как приходил к ним бирюк* и хотел их поесть. Коза покормила их и, уходя в бор, строго-настрого наказала: коли придет кто к избушке и станет проситься толстым голосом и не переберет всего, что она им причитывает, — того ни за что не впускать в двери.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу