Игорь Шиповских - Сказка о юной Татьяне

И вот этот кутила-негоциант воротила со всей своей столичной надменностью и наглостью обожал в свободное время по городку пройтись, прогуляться, себя показать, свой нрав проявить, и какого-нибудь местного недотёпу унизить-проучить. Этакий фон-барон на прогулке. То он возьмётся мелких купцов на базарной площади снисходительно поучать, мол, я вам покажу, как надо правильно торговать; разорется, раскраснеется, аж жилки на висках вздуются. То подле местной церквушке на поберушек накинется, дескать, чем милостыню просить, лучше шли бы сено косить, всё проку больше.

И при этом постоянно своим хлыстом размахивает, да так и ткнуть им в бедного собеседника норовит. Совсем распоясался наглец, гонору выше колокольни. А отпора ему никто дать не может, ведь у него денег немерено, он от любого суда, от любого полицмейстера откупится способен. Так и ходит по городку всех задирает, и своей безмерной наглостью да столичной, лощеной спесью раздражает, на греховные дела толкает, желающих бока ему намять с каждым днём всё больше и больше, но никто пока насмелиться не может.

А меж тем у Татьяны настрой абсолютно другой, она наоборот старается привнести в городскую суету мир и покой. И хоть ей пока всего семнадцать лет, она уже для себя решила, что всю жизнь станет помогать бедным людям. Притом неважно, какую профессию выберет; будет ли она добрым учителем, либо строгим педагогом, или простой воспитательницей, главное, нести людям добро. Ну а сейчас Таня в основном помогала отцу в кузне и матушке по хозяйству, однако и о будущем тоже думала. Но только не о таком, какое ей вдруг представилось в лице купца Кутьяна. Так уж случилось, что их судьбы пересеклись, встретились они, и их встреча произошла совершенно внезапно, хотя и была предсказуема, ведь они ходили по одним и тем же дорожкам, городок-то небольшой.

Правда по-разному ходили, Кутьян нёс на улицы городка рознь и ругань, а Танюшка лад и доброту. И вдруг они столкнулись. Вышла сегодня Тенечка после обеда из дому по делам, отец попросил купить ему суровых ниток, чтоб рабочий фартук починить. Правая вязка оторвалась, подшить потребовалось, а простые нитки какие в доме были, не годились, тут особые суровые нужны. Вот Танечка и пошла в галантерейную лавку на базарную площадь. А там как раз в эту пору Кутьян фланирует, грудь выпятил, куражится. Тоже после обеда вышел на прогулку, но только не по делу, а просто над людьми потешиться.

– Чего это у тебя бабка солёные огурцы так сморщились?… никак ты их своей помятой физиономией напугала, вот они и скуксились!… ха-ха-ха!… – мимо проходя, указывает своим хлыстом скромной бабушке на её товар и хохочет словно жеребец. Вроде это он так шутит. Идёт дальше, а там дед из леса грибочков принёс, и торгует ими потихоньку. Кутьян к нему, и тоже с оскорблениями.

– Ну, ты, старый гриб,… понасобирал поганок,… сплошные мухоморы у тебя, ими только собак травить, а ты на базар принёс,… вот же глупец!… ха-ха-ха!… – отвесил свою очередную ядовитую остроту и смехом заходиться. А бедный дед стоит, и слово сказать боится, ведь уже наслышан о безобразном поведении Кутьяна, а вдруг возьмёт да все его грибы хлыстом раскидает, собирай потом. Но Кутьян нынче по-другому настроен, лишь злобно шутит, да пузо своё почёсывает; солянки наелся, наливкой запил, довольный. Ходит по сторонам глазеет, смотрит, кого бы ещё злобной шуткой унизить.

И тут буквально в двух шагах от него Танечка прошла. Она и шуток-то его не слышала, идёт по отцовскому делу, ей некогда всякий бред слушать. А Кутьян-то на неё как глянул, так сразу и обомлел. Такой-то красавицы он отродясь не встречал. Девица в самом соку; высокая, статная, фигурка точёная, лицом опрятная, всем видом приятная, бровь дугой, глаза стрелой, в душу глядят, поразить хотят, а на губах белоснежная улыбка играет. Ну как на такую красавицу не засмотреться.

Вот и Кутьян загляделся, оторопел, стоит, и уже не до смеха ему, все шутки колом в горле встали. А Танечка мимо прошла и даже не заметила его. Но он-то увидел, узрел, и теперь уж стоять не может, загорелся весь, взъерепенился, да как пуститься за ней вдогонку, чуть пузо своё не расплескал. Догнал её лапушку, да сходу за руку схватил, охальник.

– Постой-ка девица,… не спеши,… а то несподручно мне за тобой бегать,… вон ты какая скорая,… а я уж чуток подустал… – запыхавшись, ей говорит, и её руку ещё пуще сжимает. Разумеется, Татьяне такое обращение не по нраву пришлось.