Иван Ваненко - Тысяча и одна минута. Том 2

Вот в туже пору, в тот же час и поехал наш дядя Парамон в город, сел на быка и отправился, а козла-сердягу обортал за рога веревкою и пошел за собой; да столько бился, бедняк, маялся с своими животами, пока до города доплелся, что и сказать нельзя: бык-то ни вскачь ни рысью не умеет бежать, а старый козел на другую стать: то кинется в бок, то назад попятится. А! молвил Парамон упрям ты бык, что жена Матрена, а сам только это вымолвил, да и зажал рукою рот, да и оглянулся назад, не стоит ли жена за ним; видит, жены нет, перекрестился до и зачал опять с своими животами раздобарывать: упрям ты бык, да я упрямей тебя, не хочешь ты ехать, так идиж пешком! Слез Парамон с быка, накинул ему свой кушак на рога и пошел вперед, а быка да козла за собой ведет и думает: что, нелегкий вас побери, давича вы все врозь да врозь, а теперь идете рядышком небойсь!.. Толькоб до города добраться, пусто вас; сей час первому встречному за ничто продам, а уж над собой ломаться не дам.

Так калякая да мерекая, да плетяся шажком с козлом да с быком, по большой дороге, отбиваючи ноги, дошел Парамон к ближнему селу; еще и к обедни не благовестили, как он до места довалился, да так упыхался, так сердяга взопрел, будто целую чашку горячих щей съел, а чего тебе, ему и вчера-то вечером жена порядком перехватить не дала!..

Вот вошел он на первый двор, попросил поснедать чего бы недорогого, и чего больше, вестимо луку да квасу да хлеба кусок; пора летняя, да и не пост же великий, так толокна не дадут небойсь.

Поел-себе, покуштал дядя Парамон, на скорую руку; а не то, думает, в город на торг не успеешь, так долголь до беды оттоль в дороге заночевать! Вынул Парамон из кошеля полтинку и расплатился за угощение.

«Ты бы, дядюшка, говорит хозяйка, животам-то сенца дал.»

– Нет, тетка, что их кормить попусту; ведь я их на торг продавать веду, так оно все одно, будь они сыты или голодны, цена одна.

«Да вишь они какие тощие и вол-то кажет не больше городского козла откормленого…»

– Эх тетушка-матушка, дуй их горой, ведь не жалко б было, коли их за деньги продать, а то вишь надо на коты менять, так пусть уж они и сами будут не лучше, как кошки голодные! надо правду сказать, и я теперь с твоей летней похлебки не сытее их!

«Ну ин как хошь! прибавила тетка-дворница.

– Да так и хочу, как сказывал – молвил дядя Парамон.

Пошел опять дядя Парамон со своим добром, пошел тем же порядком, тем путем. Долго ли коротко неблизко ли далеко ли, шагом или рысцой, сушью или грязцей, как ни пойдешь все таки до места добредешь; черепаха ползком, что и конь скоком, все таки доходит куда ей надобно. Так и наш дядя Парамон дошел-дотащился до города уже поздо к вечеру, весь в поту сердяга, точно в воду окунут был, да глядь… ан вот-те Марфа еще орех, о жене ль думая, или о быке с козлом, иль о котах женинных, – пошляндал он от села совсем в противную сторону, да хоть и пришел в село, да со всем в незнакомое, неведомое.

Ну, думает, беда теперь моя, видно к худу так пошло на меня! Нелегкая знает, как это я обмешулился! Однако как же быть, не назад же иттить, остаться видно тут переночевать да отдохнуть, да завтра подальше отправиться.

Так как ничего с ним в пути не приключилось особенного, кроме как-то, что он, хоть не хотя, а должен же был животов покормит, то я вам и не стану рассказывать; а вот что было дальше, то, буде в угоду, послушайте.

Пришел ли, приехал ли, заве до по неизвестно, уже на другой день и тож к вечеру, наш Парамон припожаловал в город незнаемый, в такой, что страшно и кругом посмотреть… настроено вишь дом на дому, и людей-видишь разных видел тьму, как опосля сам рассказывал.

Пришел, спросил где постоялый двор; показали люди добрые; эка вещь, и двор-то постоялый такой, что у его барина палаты меньше; страшно кажись и войти-то туда. Однако делать нечего, приходит плыть, коли брода лет, дядя Парамон давай своим умом раскидывать, как бы в такие хоромы ночевать вкарабкаться! Вышел какой-то парень на двор, Парамон ему в пояс поклон.

«Можноль, кормилец, не во гнев твоей милости, учинить мне такое благодеяние, дозволить здесь приютиться, ночевать-остановиться двоим скотам моим да мне Парамону грешному?»

– От чего же не можно; поди спроси дворника.

«Да где ж мне найти его милость господина дворника?»

– А вон видишь он в синем кафтане стоит.

Парамон опять поклон. «Благодарствую, родимый, на ласковом слове!» поплелся к дворнику и думает: ну, от это отбоярился, как-то с тем придет сговорить: вишь он в кафтане каком, у нас сам староста, даже и по праздникам в смуром похаживает, а и с тем не больно сговоришь.