Сергей Михалков: Три поросёнка и другие сказки

– Выходит, они все против нас сговорились? Даже учителя… – пропищала Турнепка.

– Они решили нас проучить и даже наказать. Посмотрим, что из этого получится! – самоуверенно ответил ей брат.

Репка и Турнепка приблизились к наскоро сооружённой из перевёрнутой бочки трибуне, с которой выступал мальчик по прозвищу Таракан.

– Наконец-то нами никто не будет командовать! – кричал Таракан, красный от возбуждения. – Никто не будет нас заставлять делать то, что нам не нравится! Да здравствует Праздник Непослушания! Стойте на голове, ходите на четвереньках! Никто вам ничего не скажет!

– И не накажет! – раздался чей-то звонкий голос в толпе.

– И не накажет! – подтвердил Таракан и для большей убедительности постоял немного на голове, а потом спрыгнул с бочки и пошёл на четвереньках.

Его друзья-одноклассники, которых называли Таракашками, дружно захлопали в ладоши, все, как один, встали на голову и тоже пошли на четвереньках. Они, как обезьянки, во всём подражали Таракану.

На бочку влез курносый, вихрастый мальчишка. Это был один из тринадцати детей доктора Ухогорлоноса. Его школьное прозвище было Пистолетик.

Когда-то он смастерил себе самодельный пистолет, зарядил его настоящим порохом, прищурился, прицелился, выстрелил и чуть-чуть не остался без правого глаза.

– Послушайте, что я вам сейчас скажу! – обратился Пистолетик к обступившим его ребятам. – У меня шесть братьев и шесть сестёр, и теперь мы тоже остались одни! Нам всё время угрожали, что нас бросят, и вот наконец они нас бросили! Вот что они написали… – Пистолетик порылся в кармане своих выцветших джинсов, достал смятый клочок бумаги, разгладил его на коленке и начал читать вслух: – «Ужасные дети!..»

Но его уже никто не слушал. Все куда-то заспешили…

– Пойдём отсюда! – сказал Репка Турнепке. – А то нам ничего не достанется.

– Чего не достанется?

– Сама увидишь.

Репка взял сестрёнку за руку и решительно потянул её за собой.

Под старый каштан посреди школьного двора летели в кучу и глухо шлёпались друг на друга школьные ранцы, портфели и портфельчики. Пробегая мимо дерева, Репка и Турнепка последовали примеру других и, освободившись от лишнего груза, выбежали за ворота опустевшей школы…

…В кондитерской «СЛАДКОЕЖКА» шёл небывалый пир – уничтожались запасы мороженого!

Это было какое-то нашествие сладкоежек, которые за какие-нибудь четверть часа заняли в кондитерской все места за столиками и расположились не только на подоконниках, но и прямо на полу.

Трудно себе представить, сколько порций сливочного, шоколадного, ванильного, малинового, клубничного, ананасового, абрикосового или лимонного мороженого может съесть одна сладкоежка, если её вовремя не остановить!

Сладкоежки ели мороженое не маленькими ложечками из вазочек и не вылизывали его языком из вафельных стаканчиков, а черпали прямо столовыми ложками из глубоких тарелок. Они не держали его терпеливо во рту и не ждали, чтобы оно там растаяло, а торопились поскорей его проглотить, отчего некоторые сразу охрипли, а Таракан и вовсе потерял голос.

Проглотив всё, что было у них в тарелке, сладкоежки тотчас бежали и становились в очередь за новой порцией мороженого. Под ногами у них хрустели рассыпанные вафельные стаканчики, которые никто не подбирал.

– Я больше не могу. Я, кажется, примёрзла к стулу! – простуженным голосом сказала Турнепка. Носик у неё посинел, и на ресницах выступил иней.

– Может быть, возьмём с собой то, что мы не доели? – предложил Репка. Он тоже дрожал от холода после десятой порции шоколадного пломбира.

Не успел он это произнести, как мокрый розовый шарик фруктового мороженого, пущенный кем-то, попал ему прямо в нос и плюхнулся перед ним на стол. Второй такой же шарик попал в затылок Турнепке.

Близнецы оглянулись и увидели Ухогорлоносиков, которые, наглотавшись мороженого, начали безобразничать и затеяли игру «в шарики». Из другого конца зала им начали отвечать Таракашки во главе с самим Тараканом, и если бы Репка и Турнепка не поспешили выбраться за дверь кондитерской, то им волей-неволей пришлось бы принять участие в разыгравшемся сражении.

Когда они шли по улице, часы на городской башне пробили полдень первого дня Праздника Непослушания…

Лилипута звали Фантиком. И это была его самая настоящая фамилия, а не прозвище.