Борис Привалов - Лесоруб Кумоха

— Занавеска зачем? спросил один из соседей Кумоху.

— Так ведь овца-то в шубе, а девушка Улли неизвестно в чем оказаться может,— объяснил охотно Кумоха.—Одной овечьей шкурой ей не прикрыться… Замерзнет, одеться нужно—

Спрашивали, где рыжий. Не объяснять же им, что он возле лаза с пономарем возится!.. Чуть не рассмеялся Кумоха, представив себе, что бы произошло со зрителями, услышь они такую новость!

— С дочкой своей, с овечкой своей,— тяжело вздыхал Кумоха,— где же ему быть еще!

Ворон сидел на лавке в избе, тяжко вздыхал, пил холодное молоко.

Обе старушки с неизменными трубками в сухих ртах сидели тут же и преданно таращились на колдуна.

Овца Улли стояла возле печи, жевала какое-то духовитое, из колдовских трав сено,

— Начнем, пока поп не заявился,— сказал, входя в избу Кумоха.— Отец мои с ним, верно, тоже придет… Нужно до них все закончить.

— Да, да,— согласился Ворон,— идем…

Старушки бесшумно и сноровисто, как мыши, выскользнули из избы.

— Всё там в порядке? — устало спросил Ворон.

— Все… Только, хозяин, поскорее,— посоветовал Кумоха.— Не по-поповски, с молитвами да пением, а так, чтобы никто и ахнуть не успел. Опять же до прихода отца Василия: этот бородатый всякого может натворить…

— Они,— кивнув на старушек, проговорил Ворон,— одежду для Улли принесли… Отнеси ее… туда…

Кумоха прикинул на ладони легкий красивый кожушок, мягкие теплые сапожки: красиво!

Отнес в хлев, передал рыжему.

Рыжий тем временем обучал пономаря-звонаря творить чудеса.

— Крышка плохо лежит,— сказал рыжий,— свет в лаз падает. Все время поправлять приходится. Посмотри, Кумоха, как там она снаружи…

Днище бочонка служило заслонкой— рыжий изнутри закрывал им зев лаза.

Когда Кумоха через пристройку вышел во двор, то увидел входящих в ворота отца Василия и Сийлу.

Кумоха зашел за занавеску. Рыжий был прав: крышка лежала неровно. Слышно было, как звонарь-пономарь бормотал в хлеву недовольно — видно, не хотел переодеваться.

— Тише там!—прошептал Кумоха в черный зев лаза. Слышно все!

Двор уже не вмещал всех желающих увидеть чудо.

Кумохе, возвышающемуся над головами собравшихся, было видно, что еще и на улице стоит человек тридцать — сорок.

Большая мохнатая голова Сийлы словно была поставлена на другие головы: рост у кузнеца был не меньше, чем у Кумохи.

Сийла смотрел весело. Подмигнул — мол, начинайте чудить!

Кумоха, не разжигая, посасывал старую трубку — последний подарок отца.

«Как бы Ворон не обманул рыжего, не заглянул в хлев!» — обеспокоенно подумал он.

Но все шло, как было оговорено: из избы вышел Ворон в рубашке, одетой поверх кожуха. От этого тщедушный колдун казался толстым, почти квадратным.

За ним, нежно ведя черную овцу, семенил Рыжий.

— Сатанинское отродье! — прогремел отец Василий.

Ворон даже не взглянул на попа.

Когда Рыжий завел овцу за занавеску, то Ворон откинул холстину, показал, что за нею ничего, кроме деревянных стен, нет.

Потом он закрыл овцу занавеской и присел на корточки.

Всем, кто сидел на бревнах, пришлось встать: иначе им колдун не был виден.

Рыжий упал перед Вороном на колени.

Громкое бормотание непонятных слов хорошо удавалось Ворону.

Даже Сийла перестал улыбаться, стал серьезным.

У Кумохи шевельнулось в душе что-то вроде суеверного страха —так внушительно и уверенно «колдовал” Ворон.

Даже отец Василий, раскрывший рот. чтобы сказать что-либо насчет богохульства или нечистой силы, не посмел произнести ни слова.

«Если звонарь правильно рыжим обучен, то сейчас за занавеской…»— подумал Кумоха, но в этот момент Ворон вскочил с колен и откинул холстину.

— A-a-ax—раздалось в морозном воздухе.

Вместо черной овцы меж сараем и хлевом в углу стояла… белая овца!

Ворон тупо смотрел на нее.

«Значит, пономарь оказался мужиком сметливым!» — облегченно вздохнул Кумоха.

Рыжий бросился к белой овце, закричал истошно:

— Улли! Уйди! Дочка моя единственная!

Ворон осторожно скосил глаза в сторону Кумоха.

«Как бы он из-за этой неожиданности от чуда не отказался!»— испугался Кумоха и громко, перекрикивая поднимающийся говорок и аханье, произнес:

— Колдовские чары старухи Сюоятар еще сильны. На Улли лежит двойное заклятие. Сначала она превратилась в белую овцу, а сейчас обратится в девушку…

— Да, да, так и было!—закричал рыжий.— Она не сразу стала черной, моя Улли. Сначала ведьма обратила ее в белую овечку, а уж потом она почернела!