Евгений Клюев - Сердечко, вырезанное из картона

– Это потому, – сказали знатоки, – что симфония очень бурная. Когда её исполняют, всегда что-нибудь случается: или барабан треснет, или у скрипки струна лопнет, или тромбон надорвётся! Неудивительно, что дирижёрская палочка надломилась.

Ну, неудивительно так неудивительно – им, знатокам, виднее.

А Дирижёрская Палочка, конечно, совсем сникла: все надломленные обычно сникают – кто раньше, кто позднее.

– Концерт окончен, – сказала она.

Правда, знатоки не поняли, почему Дирижёрская Палочка так сказала: у дирижёра, ясное дело, была с собой запасная. Он её тут же взял в руку и до-ди-ри-жи-ро-вал симфонией. И, хотя играл оркестр не сказать чтобы стройно, все громко хлопали. Однако сам дирижёр был грустный и даже кланяться не вышел: очень он любил свою старую Дирижёрскую Палочку. За кулисами говорили даже, что видели слёзы у него на глазах – но это, конечно, могло быть и просто сплетней: за кулисами посплетничать любят.

Когда публика покинула зал, Первая Скрипка, которая одна отважилась нарушить молчание, тихонько спросила:

– Проводить Вас, дорогая Дирижёрская Палочка?

– Куда? – усмехнулась та. – Разве только в музей: это, кажется, единственное место, куда имеет смысл отправиться. Если повезёт, меня могут положить под стекло и написать на какой-нибудь табличке: «Дирижёрская Палочка выдающегося дирижёра такого-то… Надломлена тогда-то и тогда-то».

– Вас склеят, не отчаивайтесь, – с отчаянием произнесла Виолончель и вздохнула так глубоко, как только виолончели умеют. – Говорят, современные клеи невероятно качественные: для них нет ничего невозможного. И будете опять как новенькая – летать всем нам на радость, вот увидите! В конце концов, Вы ведь просто надломлены, а не сломаны: это всё-таки разные вещи…

– Вы правы, разные, – вежливо согласилась Дирижёрская Палочка.

А про себя подумала: «Разные-то они разные, только вот непонятно, что хуже! С теми, кто сломан, всё, по крайней мере, ясно: их сразу выбрасывают. Надломленных же сначала начинают жалеть, жалеют долго-предолго – и лишь потом выбрасывают… а это, пожалуй, гораздо мучительнее!»

И точно: оркестровые инструменты изо всех сил принялись жалеть Дирижёрскую Палочку. Перебивая друг друга и всхлипывая, они рассказывали ей – будто сама она могла это забыть! – как славно она летала над ними. Как точно умела, не прерывая полёта, объяснить, что кому делать. Как иногда взмывала настолько высоко, что им страшно было лететь за ней – и многие даже впадали в сомнение, сто́ит ли. Но всё кончалось хорошо, всё всегда кончалось хорошо – и не было случая, чтобы она забыла показать им верный путь обратно, домой…

А уже через некоторое время весь оркестр рыдал. Рыдали струнные – тихо и жалобно, рыдали духовые – зычно и натужно, рыдали ударные – громко и беспорядочно. Что касается одной Маленькой Плоской Тарелочки, то она начала так дрожать и звенеть… просто сердце кровью обливалось. И ничего тут не попишешь: Дирижёрскую Палочку инструменты и в самом деле преданно любили! Они даже представить себе не могли, что теперь будут делать без неё. В оркестр, конечно, назначат новую какую-нибудь дирижёрскую палочку – и, вне всякого сомнения, самую лучшую: это очень знаменитый оркестр. Но им-то не нужна самая лучшая – им нужна эта!

Весь оркестр рыдал, а Дирижёрская Палочка крепилась. «Вот незадача! – думала она почти с досадой. – Мне, которая больше других нуждается сейчас в утешении, предстоит, видимо, утешать это безутешное собрание. Что-то они совсем голову потеряли».

Она с участием взглянула на Маленькую Плоскую Тарелочку: та, привыкшая ловить любой знак Дирижёрской Палочки, мгновенно перестала дрожать и звенеть и всем своим существом обратилась в слух.

– Не убивайтесь так, моя хорошая! – Дирижёрская Палочка даже нашла в себе немножко сил, чтобы улыбнуться. – Жизнь ведь на этом не кончается, а Музыка не кончается и подавно… правда?

В ответ Маленькая Плоская Тарелочка, едва справляясь с собой, тонюсенько прозвенела:

– Вы… Вы просто не представляете себе, сколько для нас всех значите! И какое это горе – лишиться Вас.

Тут она снова потеряла самообладание и залилась таким горестным звоном, что остальные инструменты зарыдали с утроенной силой. Казалось, ничто уже не может остановить их – Дирижёрская Палочка начала всерьёз опасаться за последствия. И не напрасно: справа от неё раздался еле слышный взрыв – там у одной из дальних скрипочек лопнула струна. Рыдавшие, конечно, не обратили на это внимания, но Дирижёрская Палочка ещё как обратила: она привыкла следить за всем, что происходит в оркестре, а уж такой-то беды и совсем не могла пропустить.