Надёжа Леонов - Сказки перед Рождеством

– Держи, – голос хриплый, но настойчивый. И тонкая полоска рта нарочно выговаривает словно отчетливо.

Я услышал то, что не должен был слышать. Я же глухонемой. Ну то есть, не совсем. На самом деле я нормальный, но для остальных в поезде притворяюсь. Это работа такая.

Деньги я взять не смог, хотя старик и положил их поверх моих журналов. Я схватил выпуски в охапку вместе с газетами и выбежал в следующий вагон через двери тамбура. Вышел на ближайшей остановке. И хоть я не смотрел на уходящий состав, мне точно казалось: пара слабых серых глаз с укором смотрят на меня. Позже в жизни бывало так, когда совесть снова впадала в спячку, пара этих глаз пристально следила за мной. Тогда я поступал единственно верно. И строгий взгляд исчезал.

Спустя пару лет я ехал тем же поездом, но уже не в качестве глухонемого мошенника. А в качестве пассажира. Я заплатил за билет честно заработанными деньгами.

Мои бывшие коллеги по цеху всё также прочёсывали вагон. И вот передо мной оказались газеты, сканворды и еженедельные гороскопы.

Я положил пару бумажных купюр и подыграл Петьке. Интересно, он помнит меня? Пальцем указал на нужный номер. Петя, не глядя на меня, достал выпуск и протянул его. И вот тогда он поднял на меня голову. Мы обменялись взглядами. Безмолвно, как и принято в нашем братстве. Пронесённая между нами вспышка разбудила Петю, точно луч от фонаря на станции среди ночи. Он также тихо ушёл, как и появился.⠀

А я отвернулся в окно и понял такую деталь: дед говорил со мной. Зачем? Если понимал, что я глухой? А если и понял обман, то зачем платил? Я не знал ответа на вопрос: ведь я и сам только что поучаствовал в этом театре. Одно я знаю точно: что-то щёлкнуло во мне тогда. Будто кто-то переключил пути судьбы, и моя вагонетка едет по новым рельсам.

Стук колёс поезда отбивал приятный ритм.

Мимо меня проносились пейзажи. Нагие ветки. Деревья в пёстрых нарядах, которые скоро сбросят. Снова голые ветки. Пламя пожаров листвы. Бесконечная картина, которая составляла единую киноленту.

Когда возвращаешься домой, запаха своей квартиры не ощущаешь. Если я хожу в гости, то знаю точно: у одних пахнет цитрусом и цветами, у других фаршированными перцами, а у третьих сладкие нотки ванили щекочут нос.

Сегодня я вернулся к себе домой. А мягкий приятный аромат ударил мне в голову.

«Дом», – такое короткое и лёгкое слово, а сколько крепости и любви в себе прячет.

– Серёжа, родной, – матушка кинулась на меня и горячо целовала в обе щеки. Младшая сестра со всех ног неслась ко мне и обняла где-то сбоку. Длиннорукая и с острыми коленками, в свои четырнадцать она вытянулась и стала похожа на тоненькую жердочку.

– Как добрался? Ставь сумку. Голодный? Садись, покормим тебя. Отец скоро с работы придёт, – поток бесконечных слов обрушивается на меня словно зерна в молотилке.

– Всё хорошо, – только успеваю сказать я, меня хватает Настя и тянет за руку.

Она проводит меня на кухню мимо моей комнаты. Точнее моей бывшей комнаты. Теперь плакаты рок-звёзд сняли со стен и заменили на девчачьи обои с рисунком. Мой стол передвинули, а офисный стул убрали.

Когда я учился в другом городе, то жил в общежитии при университете. На каникулах я говорил друзьям, что еду домой. И я приезжал домой.

А теперь я снимаю квартиру и вроде как называю её своим домом. Но в глубине души настоящим домом я считаю именно этот родной уголок: где я рос. Где знаю начало отопительного сезона и где мне известно точно сколько шагов от гостиной до ванной комнаты. Где в кромешной темноте я нащупаю выключатель.

Меня провели на кухню. Рот наполнился слюной: домашние котлеты, нежное пюре, от которого веял манящий пар. А в центре жаром манила пышная шарлотка. Ароматные яблоки смешались с корицей и звали меня накинуться и поглотить всё.

Отчего-то правда я сел за стол неуверенно. Всё время обеда я держался на краю стула, точно хотел вскочить с места. Упорхнуть.

Отец встретил меня по-мужски скупо: похлопал по плечу и коротко кивнул. Но я видел: морщинки вокруг его глаз углубились и проявились отчетливым отпечатком.

Постелила мне мама на диване для гостей. Я вернулся домой к себе или приехал в гости к родителям? Где теперь мой дом, может у меня и дома теперь нет?

Вечером после ужина я выскочил в магазин. Щемилась грустью у меня в груди болезненная рана – я по-прежнему ощущал себя чужестранцем среди родных стен. А может так и есть? Точно в подтверждение моих нерадостных мыслей сумерки разродились проливным дождём. Я бежал по мокрому асфальту, а он сверкал и мерцал отражениями светофоров на перекрестке.