Яков Аким - Учитель Так-Так и его разноцветная школа. Повесть-сказка

Я играл и играл эту песенку, а сам все смотрел на отца. Как сейчас вижу, он лежит на спине, подложив ладони под голову. От его черной макушки до носков сапог было так далеко! Он был большой, мой отец. И я… как бы вам сказать… любил его. Что ты хочешь спросить?

— Все дети должны любить своих родителей, — сказал Ушастик и спрятал записную книжку, куда заносил разные умные мысли.

— Должны… Хорошо бы! — ответил учитель Так-Так. — Понимаешь, ведь у всех людей на земле были родители. Но мы с отцом были еще и друзьями. Бывало, только увижу отца у калитки, тут лее бросаю игру с мальчишками и бегу домой. Конечно, я знал — ему захочется со мной потолковать или просто помолчать, а рано утром отец снова уйдет на работу.

Потом я вырос. Даже отцовские сапоги стали мне жать.

— Вот тогда-то и началась война, — остановившись у стола, сказал учитель.

— Настоящая? — Фок даже подпрыгнул на парте.

— Тише, — остановил учитель. — В первый же день войны отец собрался на фронт. Велел мне приглядывать за младшим братишкой и помогать матери по дому.

Мне хотелось сказать отцу на прощание что-нибудь. Но мы оба были мужчины. И я только взял окарину и сыграл ему песенку про осенний вечер.

Отец не велел его провожать. Помню его спину в дверях. Отцовскую спину в потертой кожанке… Да, бывает, что человек уходит. И не возвращается.

Так-так, — учитель подошел к окну, — солнце садится, уроки давно кончились. По домам пора.

— Не пора, — закричали школьники, — расскажите, доскажите про дудочку!

Учитель молча постоял у окна.

— Отца убили в первом же бою. Я не верил сначала, и долго еще мне снилось, будто отец вернулся, а я ему играю на окарине.

Говорят, люди растут во сне. Наверное, когда мне снился отец, я тоже рос, становился похожим на него.

И вот пришло время, мне дали винтовку с патронами.

А глиняная дудочка лежала в заплечном мешке, этот мешок был всегда со мной. Только мне не хотелось играть: подумайте, прошло лето, наступила осень, а война не кончалась, и людей все убивали и убивали.

Однажды неподалеку от нас разорвался снаряд. Осколком ранило моего товарища. Я подбежал к нему, но рядом опять ухнуло, и нас обоих засыпало землей.

Когда я очнулся, был уже вечер. Товарищ стонал. Я перевязал его, а когда лазил в мешок за бинтом, увидел, что дудочка раскололась надвое. Ведь она была глиняная.

… Я склеил свою окарину в день Великой Победы. Да, да, представьте себе, склеенная, она заиграла! Правда, немного по-другому, не так весело, как раньше. И вот теперь, когда остаюсь один, изредка играю на окарине и вроде бы опять вижу отца…

Класс притих. Даже Фок сидел неподвижно, подперев рукой голову.

— А почему вы нам никогда не играли на этой дудочке? Сыграйте, пожалуйста! — попросила Ленточка.

— Что ж, — сказал учитель и, немного помедлив, достал из кармана что-то завернутое в носовой платок.

Она была совсем небольшая, склеенная из двух половинок глиняная окарина. Учитель Так-Так осторожно прикоснулся к ней губами, и в классе послышался голос кукушки. Музыка была тихая и печальная. Песня о тех, кого уже нет с нами.

— Надо скорее разыскать хозяина часов, скорее! — сказала Ленточка. И нетерпеливо топнула ногой.

— А я что говорю? — отозвался Фок. — И я говорю — разыскать. Запечатать письмо в бутылку, а бутылку — в речку. Кто потерял, тот и выловит бутылку.

— Хитрый какой, — рассердился Понимальчик. — Твою бутылку найдут лет через сто, а ты все сто лет чужими часами хвалиться будешь, да? Объявления надо развесить, вот что. Так, мол, и так, приходите в школу за часами. И все.

— Можно еще шар воздушный, — подпрыгнул Мультик, — и к нему большой плакат, а на плакате часы нарисовать и нашу школу.

— Тамара тоже, — вставил Ушастик, — пускай плакат наденет.

— И Щетка, — добавил Чистая Пятка.

— Все равно бутылку я кину, — сказал Фок. — Моряки всегда в бутылках письма пишут. И карту вложим, чтобы знали, где искать.

Полдня писали объявления, рисовали плакаты. Красками. Цветными карандашами. Кто-то предложил выложить на поляне гигантскими буквами: ЧАСЫ! Пусть видят летчики и пассажиры самолетов.

Лошадь Тамара паслась теперь с колокольчиком на шее. Рядом с колокольчиком покачивалась дощечка. На ней были изображены часы и нарисована разноцветная школа. Такую же дощечку, только поменьше, привязали к Щеткиному ошейнику.