Виктория Козлова - Пуговичник по фамилии Ёжиков

– Открывай, пуговичник Ёжиков! – говорит грозным голосом из бесснежного декабря. – Открывай, знаю, что не спишь!

– Чего тебе? – пискнул Ёжиков из-под стола. Страшно, сил нет.

– ОТКРЫВАЙ, ГОВОРЮ-У-У!

Ёжиков нашарил рукой ухват, зажмурился и пошёл открывать. А то как-то невежливо. В дверь сунулась лохматая птичья башка.

– Ку-ку, – сказал Молодой Филин. – Ты чего с ухватом-то, брат? Кашу, что ль, уже сварить успел?

– Тьфу ты! – Ёжиков чуть не заплакал. – Чего шумишь-то с утра пораньше?

– Ничего я не шумлю, – бросил Молодой Филин и с трудом протиснулся в дверку. – Ну и теснотища у тебя, уж не обижайся…

– «Теснотища, теснотища…» Пока ты не пришёл, не знал, чем место занять, – заворчал Ёжиков.

Вообще-то Молодой Филин был парень хороший, только хулиганистый. Весь лес от него волком выл – характер тот ещё. То с выдрой подерётся, то ежу фингал поставит. Сойки на него коллективную жалобу писали, да толку.

К Ёжикову Молодой Филин повадился ходить по осени – на холоде охотиться неохота, а тут тебя и кашей угостят, и чаем напоят. Ёжиков ворчал, но Филина не прогонял. Молодо-зелено, да и чаёвничать вдвоём веселее.

Налил ещё по кружечке, поставил на огонь котелок с кашей – овсянка с мёдом на каштановом молоке. За окном уже стало светлеть, тёмные ночные страхи поползли обратно в свои норы.

– Где летал, что видел? – спросил Ёжиков из вежливости и немного из интереса. Молодой Филин был ночным животным, ему принадлежал такой лес, которого Ёжиков боялся, – тёмный, странный. Этим Филин вызывал уважение.

– У-ху, ну и ночка, ну и ночка. Темнота непроглядная. Одиночество. Ни звёзд, ни даже сов-дуралеев, словом перекинуться не с кем. Ни одной тебе тёпленькой мышки. Летал как бобыль. Подозрительно это.

– Почему подозрительно?

– Чувствуется в воздухе что-то эдакое. Нехорошее что-то в лесу завелось.

– Что завелось? – обмер Ёжиков, вспомнив вдруг, как утром что-то выло в чаще. – Волки?

– Не волки точно. От волков бы пахло. А тут ничем не пахнет, но что-то такое, знаешь, странное.

– Что?

– А я знаю, брат? – беззаботно спросил Молодой Филин, ловко снимая клювом сразу две баранки.

Каша недовольно запыхтела, напоминая о себе.

Провожая Молодого Филина, пуговичник Ёжиков сунулся на улицу – изо рта вырвалось облачко пара.

Значит, под свежезаштопанный тулуп надо надеть шерстяной свитерок. На ноги – валенки-самовалки, на голову – шапку-ушанку. А теперь за плечи холщовый мешочек на двух верёвочках.

Готов!

За деревьями мелькнуло декабрьское солнце – румяное от холода. На ветках блестели хрустальные капельки. Ветер щипал щёки и пальцы. Пахло дубом, прелым листом, сырой землёй.

Настроение у Ёжикова улучшилось и на душе стало спокойнее. Впереди целый день, полный важных лесных забот. Он засеменил по лично протоптанным, лишь ему известным тропкам.

В лесу у каждого зверя своя тропа. Зайцы ходят по одной, лоси – по другой, мыши топают по третьей. Потому-то зверям и немыслимо заблудиться: если знаешь свою тропу, всегда домой придёшь, даже в темноте.

Пуговичник вспоминал, как когда-то давно, когда он ещё только сюда переселился, ему было сложно ходить по лесу. Ножки короткие, за коряги цепляются, ветки за одежду тянут. Пока хворост соберёшь или ягоды, весь день пройдёт. А потихоньку протоптал тропинки и теперь не ходит по ним – летает. Красота. Вот что значит прижился.

По пути Ёжиков прикрыл листьями молодой дубок – замёрзнет ещё. Набрал полные карманы желудей без шляпок – вечером можно пожарить с картошкой, вкусно.

Повёл носом, принюхался. Что там Молодой Филин говорил про «нехорошее»? Правда ли? Днём лес, пусть и бесснежный, казался совсем обычным. Мох, голые ветки, пустые гнёзда.

Треснул сучок, Ёжиков резко обернулся. Прямо на него уставились блестящие шальные глаза.

– Охо-хо, уха-ха, под пеньком живёт блоха! – сказали глаза и меленько захихикали. Эхом отозвался второй смешок. И третий.