Евгений Енин - Девочка-мебель

– При чём здесь машинки? – возмутился Фёдор. – Куколки, в которые гусеницы заворачиваются. Перед тем, как в бабочек превратиться.

Янка живо представила себе стайку детей с крыльями как у бабочек, летящих с портфелями в руках.

– Мама! Это что же, кто-то здесь из детей бабочек делает?

– А можно? – недоверчиво спросил Фёдор.

– Конечно нельзя, кто же это разрешит?

– Да нет, вообще, в принципе можно из детей делать бабочек?

– Не знаю, – пожала плечами Янка. – Вряд ли. Если бы из детей можно было делать бабочек или ещё кого-то, родители знаешь, чего бы натворили?

– Чего?

– Того. Все эти зайчики, котятки, рыбки, как они детей называют, так бы и стали зайчиками, котятками и рыбками. А ещё свиньями, – мрачно продолжила Янка. – Они бы постарались.

– Ой! – Фёдор поёжился. – А может, это дети сами превращаются? Может, это болезнь такая? Потому они и пропадают…

– Ага, эпидемия. Птичий грипп был, свиной был, а это бабочий.

– А что, от птичьего гриппа в птиц превращались?

– Нет. Чихали просто. В том-то и дело. Знаешь…

Янка подошла к ближайшему гамаку и внимательно его рассмотрела. Мальчик, плотно тянутый верёвками, спал так глубоко, что дышал раз в минуту, не чаще.

– Знаешь… Не только гусеницы в такие коконы заворачиваются.

– А кто ещё?

– Ну, то есть, не только сами заворачиваются. Ещё в них заматывают, в коконы.

– Кто заматывает?

Дверь скрипнула, отворяясь.

В дверном проёме стоял кругленький мужчина, в тёмном плаще и шляпе, надвинутой на глаза. Янка пискнула. Фёдор шагнул назад, и замер, наткнувшись на гамак. Мужчина пошарил рукой по стене. Щёлкнул выключатель, Янка с Фёдором зажмурились.

– Здравствуйте, – сказал мужчина.

Открыв глаза, они увидели, как тот, сняв шляпу, вытирает пот со лба. Шляпа скрывала лысину, пухлые щеки и оттопыренные уши.

– Фух. Душно. Здравствуйте, – повторил мужчина.

– Здра-а-а… – замычала Янка.

– Добрый вечер, – неожиданно светским тоном поприветствовал его Фёдор.

– Скорее уж доброй ночи. Следили?

В его вопросе не было никакой враждебности. Только лёгкая усталость.

– Нет, дяденька, что вы, мы ни за кем не следили! – затараторила Янка.

– Ясно. А здесь как оказались?

– Мы, это, мы заблудились, – заговорил Фёдор. – Мы шли-шли, вокруг лес-лес.

Янка пихнула его локтем.

– Ой. Ну, то есть, вокруг дома-дома. Людей никого. Ой. Ну, в общем, ночь уже, а переночевать негде. Вот мы сюда и залезли. Переночевать, – добавил Фёдор после паузы, потому что мужчина молчал.

– Деревенские, что ли? – спросил наконец мужчина.

– Ага, деревенские, – сказал Фёдор чистую правду, по крайней мере, про себя.

– В Москву решили прокатиться?

– Ага, – кивнул Фёдор.

– И родители не знают, где вы?

– Нет, не знают, – с готовностью подтвердил Фёдор.

Янка топнула ему по ноге.

– Ой, нет, знают, знают, конечно, мы им записку оставили: если что ищите нас в Москве, вот в этом доме, который… Который… На улице…

– Ясно, – сказал мужчина, – можешь дальше не врать. Здесь вас искать никто не будет. Что кстати.

Он начал расстёгивать плащ. Янка сжалась и схватила руку Фёдора. Плащ расстёгивался как-то странно. Он расстёгивал его снаружи, от горла, как это обычно делают. А ещё плащ расстёгивался снизу, изнутри. Сам расстёгивался. Вот расстегнулась последняя пуговица, посередине. Под плащом обнаружилось толстое пузо. И три пары рук.

Янка с Фёдором как стояли, взявшись за руки, так и упали в обморок, как деревяшки.

– Ну, ну, давайте, вставайте, хватит валяться.

Голос доходил до Янки глухо, как через вату, но в глазах постепенно светлело. Мужчина стоял над ними, голый по пояс. Верхние руки он сложил на груди, остальные упёр в толстые бока. Янка села, потрясла Фёдора. Тот со стоном открыл глаза и потёр затылок – набил шишку, когда падал в обморок.

– Вставайте, вставайте.

Они поднялись. Не отрывая глаз от рук, которые этот – как же его называть-то? – скрывал на улице под плащом.

– Что, интересно?

Он развёл восемью руками. Янка и Фёдор аж подпрыгнули.

– Понимаю. Знаю, что производит впечатление.

Он сказал это с явной гордостью. Янка с Фёдором молчали. Вопрос, который им хотелось задать, был слишком очевидным.

– Ладно, можете не спрашивать, – махнул он тремя левыми руками. – Знаю, что хотите спросить. Будем знакомы. Хотя и недолго, – хихикнул он. – Я – человек-паук.

Секунду Янка держалась, потом не то что засмеялась, а заржала, как молодая лошадь на зелёном лугу. Человек-паук? Такой? Маленький, лысый, с короткими ручками и жирно блестящим пузом, покрытым редкими волосами? Фёдор, первый день в Москве, не был знаком со светлым образом человека-паука, известным детям по фильмам, мультикам, игрушкам и комиксам. Он решил, что Янка сошла с ума от страха, а потом решил, что это к лучшему, пусть лучше смеётся, чем плачет.