Н. П. Вагнер
КТО БЫЛ КОТ-МУРЛЫКА?
(предисловие к первому изданию)
Жил Мурлыка, был Мурлыка,
Кот сибирский…
Жуковский
Издавая сказки Кота-Мурлыки, необходимо сказать хоть несколько слов об их авторе.
Это был старый и весьма почтенный Кот, но, к сожалению, полный всяких противоречий. Он был стар и постоянно напевал одну и ту же песню:
— Nicht Alles was Alles ist gut!..
Таким образом, он никак не мог сделаться ни антикварием, ни архивариусом, хотя бы в каком-нибудь комиссариатском архиве и существовали самые жирные крысы.
Он был, бесспорно, почтенный Кот, но всегда вооружался против всякого почтенья, называя его китайской церемонией.
Он любил науку и терпеть не мог ученых. Любил искусство и ненавидел искусников: в особенности таких, которые всю свою жизнь пели фальшивые ноты.
Одним словом, это был очень оригинальный Кот, хотя всякую оригинальность не любил и преследовал: во-первых, уже потому, что никак не мог отличить оригинального от модного, а главное, потому, что все оригинальное, по его мнению, заслоняет от нас все обыкновенное, простое, что мы должны изучить или что требует нашей помощи.
Бедный Кот был немного помешан. У него была одна idee fixe, от которой не могли освободить его все европейские и американские эскулапы.
— Я, — говорил он, — родился на свет вниз головой, и с тех пор все на свете мне кажется вверх ногами.
— Наверху стоят сильные и прекрасные золотые тельцы, перед которыми многие преклоняются или по крайней мере скачут и пляшут на задних лапках, а мне кажется, что наверху стоят те самые маленькие червячки, которые весь день-деньской роются в земле из-за насущного хлеба, и стоят потому, что первые должны же быть когда-нибудь последними.
— Наверху стоит человеколюбивое братство и отдает своему ближнему последнюю собственную рубашку, а мне кажется, что наверху стоит именно та самая собственная рубашка, которая ближе к телу, чем всякая другая.
— Наверху стоит столб прогресса, с рукой, указующей, куда идти людям, а мне кажется, что этот столб давно лежит на боку, а на нем лежат люди, твердя в умилении сердец: chi va piano, va sano!
— Наверху стоит светильник мира, потому что никто не ставит его под стол, а мне кажется, что он именно стоит под тем столом, за которым пирует добрая богиня Глупость и ворожит всем, кому хорошо живется на свете.
— Наверху стоит истина, вечно влекущая на свободу сознанного факта, а мне кажется, что наверху курятся те самые старые курильницы, которые стоят там со времен древних авгуров, а внизу… Но внизу нельзя ничего разобрать за облаками одуряющего дыма…
— Ах! скоро ли же мне представится, что люди ходят вверх головами и не болтают ногами по воздуху?..
И бедный Кот усиленно махал хвостом, желая отогнать от себя неотвязную idee fixe. Но это средство, разумеется, не помогло, и он принимался мурлыкать бесконечные песни и сказки. Его окружали и слушали дети, среди которых его старому сердцу было тепло и приютно.
Но и тут он не знал покоя. И тут к нему приставали разные «крючкотворцы», которые разбирали каждую его мысль, каждое слово.
— Что это ты сентиментальничаешь, — говорил один крючкотвор. — Разве идут эти нежности к твоим седым усам?
— Поди выдуби свою кожу, — говорил Кот, — и сердце также, если тебе покажется это лучше. Я тебе не мешаю.
— Что это ты сам себе противоречишь? — говорил другой крючкотвор.
— Только одна палка не знает противоречий, — ворчал Кот, — я не хочу быть палкой.
— А зачем ты рассказываешь детским языком недетские сказки? спрашивает третий крючкотвор. — Разве могут понимать тебя дети!
Но тут Кот терял всякое терпенье. Он вскакивал и с яростью накидывался на всех крючкотворов:
— Да вы кто?! — кричал он. — Разве вы сами не дети в общем росте того ребенка, которого зовут человечеством, ребенка с уродливой, тяжелой головой, которая постоянно перевешивает его вниз?
— Оно, ваше великое человечество, прожило столько веков и до сих пор не знает, который ему год?
— До сих пор оно не может освободиться от старых пеленок или помочей, на которых его водят…
— Оно до сих пор гоняется за красивыми бабочками или за блуждающими огоньками, которые вспыхивают над каждым болотом.
— Каждую минуту оно готово драться, царапаться до крови, за каждый клочок дрянной земли, за всякую пустую погремушку.
— Оно хвастает своим знанием и до сих пор не может прочесть одного слова: «Человечность», первого всемирного слова, которому учил его более восемнадцати веков тому назад Великий Учитель…
Читать дальше