Джоан Кэтлин Роулинг - Икабог

– Вот и вы, Бимиш, – кивнул король в ответ на низкий поклон майора. – Я слышал, сегодня днём во дворе был большой переполох.

У майора упало сердце. От так надеялся, что известия о драке Берти и Дейзи не достигнут ушей короля.

– Сущие пустяки, ваше величество, – начал он.

– Полно, Бимиш! – перебил его Фляпун. – Вам нечего стыдиться. Ваш сын дал достойный отпор изменнице.

– Речь не идёт об измене, ваше величество, – пробормотал майор. – В конце концов, они же просто дети.

– Как я понимаю, ваш сын выступил в мою защиту? – спросил король Фред.

Майор Бимиш оказался в крайне двусмысленном положении. Он не хотел доносить королю, что сказала Дейзи. При всей его преданности, майор хорошо понимал, что бедная сирота, которой столько пришлось пережить, просто не отвечала за свои слова. С другой стороны, кроме него найдётся дюжина свидетелей, которые в точности передадут слова девочки. Если же он солжёт, то лорды Слюньмор и Фляпун тут же обвинят его в государственной измене.

– Да, ваше величество, – запинаясь, начал он, – мой сын Берти действительно за вас вступился. Однако было бы несправедливо обвинять бедную девочку за то, что у неё вырвались эти слова. Ребёнку пришлось столько страдать, ваше величество. Бывает, что и взрослый человек, доведённый до отчаяния, ляпнет что-нибудь несуразное…

– О каких страданиях ребёнка вы говорите? – поинтересовался король. Он искренне не понимал, как кто-то мог сказать про него что-то плохое.

– Она… Её зовут Дейзи Давтейл, ваше величество, – вытянувшись по стойке смирно, сказал майор Бимиш.

За спиной короля Фреда висел огромный портрет его отца, короля Ричарда Справедливого.

– Мать девочки была той самой золотошвейкой, которая…

– Помню, помню! – прервал его король. – Спасибо, Бимиш. Это всё. Можете быть свободны!

Облегчённо вздохнув, майор учтиво поклонился и торопливо зашагал к двери. Когда он уже был на пороге, король громко спросил:

– А что именно она сказала про меня, Бимиш?

Схватившись за дверную ручку, майор замер как вкопанный. У него не было другого выхода, кроме как сказать правду.

– Она назвал вас, ваше величество, злым, тщеславным и жестоким, – выпалил он.

И с поникшей головой вышел из комнаты.

Злой, тщеславный, жестокий… Злой, тщеславный жестокий…

Эти слова, словно нескончаемое эхо, раздавались в голове короля, когда тот уже лежал в постели в шёлковом ночном колпаке. Неужели это правда?.. В эту ночь, ворочаясь с бока на бок, король долго не мог заснуть, а утром почувствовал себя совершенно разбитым.

Тогда он решил, что непременно должен сделать что-нибудь доброе. Первое, что пришло ему в голову, это наградить сына майора Бимиша за то, что тот вступился за него против той гадкой девчонки.

Король достал небольшой золотой медальон, который обычно надевал на шею любимой охотничьей собаке, и распорядился, чтобы служанка продела в него шёлковую ленту. Потом вызвал во дворец Бимишей. Матери пришлось среди дня забрать мальчика из школы и поспешно переодеть в нарядный костюм из синего бархата. Несколько минут король чинно беседовал с Берти, а миссис Бимиш и мистер Бимиш, онемев от счастья и гордости, стояли рядом. Потом Берти разрешили вернуться в школу. У него на груди висела маленькая золотая медалька, собственноручно надетая королём. А ещё немного погодя во дворе дети встретили его как героя. Все хотели с ним дружить. Даже Родерик Рош, который раньше дразнил его «жиробасом». Только Дейзи держалась поодаль и молчала. Когда Берти встретился с ней взглядом, он покраснел, как варёный рак, и был готов провалиться сквозь землю. Сгорая от стыда, мальчик поспешно спрятал злосчастную медаль под рубашку.

Впрочем, король по-прежнему чувствовал себя не в своей тарелке. У него противно сосало под ложечкой, и ночью он опять спал отвратительно.

Проснувшись утром, он вспомнил, что сегодня день для подачи петиций.

Это был особый день, единственный в году, когда король лично принимал подданных Корникопии с просьбами и жалобами. Само собой, просителям позволялось войти к нему лишь после тщательной проверки и выяснения, в чём состоит суть их петиций. Советники допускали только тех, чьи беды король легко мог поправить несколькими золотыми монетами или просто участливым словом, – крестьян, просивших новый плуг взамен поломанного, благородных старушек, у которых сдох любимый кот.