За окном гулко и раскатисто громыхнуло. Руальд открыл глаза.
– О! Пат, – он радостно улыбнулся и с плеском уселся в ванне. – Здравствуй, здравствуй! О чем пошутишь, дружище? – Улыбка у Руальда была хорошая… В детстве, упражняясь с наставником в бое на деревянных мечах, юный принц пропустил удар и лишился половины левого верхнего клыка, отчего меж зубов у него навсегда осталась тонкая щербинка. Она не портила улыбки, лишь добавляла ей необычности.
Но теперь Шут этой улыбке не верил: голубые глаза Руальда оставались холодными.
– Да вот не смешно нам что-то, Ваше Величество… – наедине они давно уже обходились без титулования. Однако на сей раз Шут не знал, как себя вести и как обращаться к человеку, чей разум, может статься, и вправду помрачен.
– Отчего ж так? – Руальд, казалось, вообще не заметил напряжения в голосе любимца. Он усердно водил щеткой по большим загорелым бицепсам. Король Закатного Края был высок ростом и широк в плечах, не то что, к примеру, кривоногий Луд Пятый из Шерми… Шут молчал. – Ну, хорошо, не хочешь смешить – не надо. Расскажи хоть сплетню какую интересную.
– Да у нас тут одна интересная сплетня…
– Правда? И какая же?
Шут на миг прикрыл глаза. Ему было очень страшно, но оттягивать решающий момент не имело смысла.
– Про твою новую невесту, Руальд.
Он пристально взглянул на короля, но лицо того оставалось непроницаемым. Теперь уже король отвечал молчанием на немой вопрос Шута. Только щетка равномерно ходила туда-сюда по рельефным мышцам плеча.
Пауза затянулась.
– Это правда? – не выдержал Шут.
– Да.
«Да…», – внутри у Шута будто что-то оборвалось, а под ногами разверзлась пропасть. Мир остановился. И разрушился навсегда.
– Эй, что с тобой, Пат? – Руальд потянулся и, улыбаясь, взял из чаши с фруктами спелый персик. – Ты выглядишь так, будто это тебя я собрался заменить новым шутом. Лови! – Персик очертил дугу под сводом купальни и оказался в руке у Шута: Виртуоз накрепко вбил навык ловить все, что брошено и падает… Однажды поняв это, король частенько забавлялся: кидал что попало, безуспешно пытаясь застать Шута врасплох.
Неожиданно для самого себя Шут метнул персик обратно. Никогда раньше он не решился бы на такую дерзость… А фрукт между тем аккуратно впечатался прямо в высокий монарший лоб. Руальд изумленно тронул испачканное соком лицо и уставился на Шута. Трудно сказать, чего было больше в этом взгляде – гнева, недоумения или обиды.
– Да ты с ума сошел?! – Король медленно поднялся из ванны и, не обращая внимания на струи воды, стекающие с его тела, подошел вплотную к Шуту. Грозно возвышаясь над ним, Руальд судорожно стиснул тяжелые кулаки. Еще никогда правитель Закатного Края не смотрел на своего шута с такой злобой.
«Не прибил бы», – подумалось тому, но страха больше не было. После короткого Руальдова «да» физическая боль казалась Шуту наименьшим из зол.
– Ты кем себя возомнил, ничтожество?! – Руальд сгреб его за ворот так, что затрещала редкая ткань господина Бужо, и поднял над полом. Жалобно звякнули бубенцы.
Шут заглянул, наконец, королю в глаза.
Все слова, которые он так тщательно отбирал, все умные мысли, способные убедить Руальда, – все разом стало ненужным. Шут понял, что его любимого друга больше нет.
– Простите, Ваше Величество! – пискнул он. – Я промазал! Хотел попасть в воду, чтобы вас обрызгать… Просто обрызгать… водичкой… Простите дурака! Позвольте мне разбить все персики об эту гнусную рожу! – Шут растянул пальцами щеки и скосил глаза. Король ухмыльнулся и, отшвырнув его точно тряпку, вернулся в ванну. По-кошачьи извернувшись, Шут ловко упал на четвереньки и тоже засеменил к купальной чаше. – А я для вас песенку вспомнил! – И он во весь голос заблажил недавно подслушанные на рынке скабрезные куплеты про солдата и торговку. Вскоре Руальд начал хохотать, а к концу песенки и вовсе забыл о своем недавнем гневе.
Шут продолжал смешить короля и когда тот, закончив мыться, принялся раздавать поручения по поводу намеченных на вечер торжеств, и когда монарх выбирал наряд на праздник, и даже во время его короткой сдержанной беседы с королевой. Руальд не был груб с ней, о необходимости расторжения свадебных уз он говорил так, будто обсуждал детали своего вечернего туалета. Элея почти ничего не проронила в ответ. Шут тоже помалкивал: чутье подсказывало ему, что чем меньше слов слетит с его губ, тем лучше. Когда-то, только появившись при дворе, он вообще предпочитал работать только лицом и жестами, ибо был еще недостаточно умен и образован, чтобы рассчитывать на свой язык. Шутки, к которым он привык в своей бродячей жизни, не годились для дворцовых декораций.
Читать дальше