Елена Ленская - Вселенная пассажа

С соседнего дома послышалась громкая музыка, так резко разорвавшая тишину в доме, что и гровел, и она сама непроизвольно вздрогнули. У соседа опять гулянка, опять будут не спать всю ночь, горланить песни, кричать и ругаться до утра. Сосед Иваныч – мужик склочный, скупой. Машке он не нравился, но мамка всегда говорила – живи тихо, никто тебя не тронет. И если Машка встречалась с Иванычем на улице, старалась прошмыгнуть мимо, бросая тихое: «Здрасте». Не нравился ей Иваныч. Было в нем что-то гадкое и злобное – в его крадущихся движениях, цепком хитром взгляде, скрипучем, вечно недовольном голосе. И жена ему была подстать – низкорослая толстая тётка Нинка. Машке не раз доставались от неё насмешки и оскорбления, даже если рядом была её мать. Нинку Машка боялась даже больше, чем Иваныча, особенно после того, как на мамкиных похоронах Нинка, не стесняясь никого из гостей, предложила отправить Машку в дом престарелых, потому что никого у неё больше не осталось.

Машка закрыла окна, задёрнула шторы, села рядом с Гришкой и тихо попросила:

– Скажи мама?

Зависть

Рано утром Иваныч зашёл в чужой двор словно к себе домой. Хотел подкараулить Машку у крыльца, зайти в дом, но наткнулся на старенький замок. Машка уже встала и ушла к скотине. Он пошарился по окнам, ничего не увидел и сел на крыльцо. Ждать.

Нинка влетела во двор, бегло огляделась, кивнула мужу:

– Где?

– Скотину убирает, – недовольно ответил Иваныч. Достал из кармана дешёвую папиросу, закурил, стряхивая пепел прямо на крыльцо.

Нинка пробежалась по двору, присмотрелась. Ловко перебрала пустые ведра, быстренько сунула в карман крышки от банок, что сушились на заборе. Покопалась бы ещё, но тут появилась Машка. Увидев соседей, девушка съёжилась, насупилась и молча прошла мимо.

– Чего запираешься?

Недовольный тон Иваныча напугал Машку больше обычного.

– Чего прячешь-то? – подскочила Нинка. Близко подскочила, заставила смотреть себе в глаза. – А? Чего?

– Ничего, – буркнула Машка.

– Иди открывай! – Нинка подхватила Машку за локоть и легонько подтолкнула к крыльцу.

– Не буду!

Машка упрямо встала посреди двора, опустила глаза, старательно избегая внимательного взгляда соседки. А потом развернулась и ушла к сараям.

Иваныч докурил сигарету, зло сплюнул себе под ноги.

– Позже придём. Куда она денется. Пошли.

Нинка юлой пробежалась по двору, ещё раз перебрала разложенную по углам утварь и, прихватив старый цветочный горшок, юркнула вслед за мужем на улицу.

В деревне никогда не запирались двери и не занавешивались окна, но в последнее время в доме Машки Кожанкиной что-то происходило. Иваныч это чуял. Даже пытался к ней зайти, когда девка на огород уходила, но натыкался на старенький висячий замок. Уж-то у Машки полюбовник завёлся? Он поделился мыслью со своей женой, и та загорелась любопытством. Не терпелось бабе рассказать про Машкины похождения.

Этой ночью, пока гости из столицы пили и плясали во дворе, они тихонько вышли за ворота, прокрались в Машкин двор. Заглядывать в окна начали сразу, как вошли в палисадник, старались тихо, даже не разговаривали, боялись себя обнаружить и спугнуть ненормального, позарившегося на дурочку.

Через щель, неприкрытую старенькой шторкой, сначала Иваныч, а потом и его жена увидели зверька, наряженного в детскую ночнушку. Удивлённо переглянулись. Иваныч покрутил у виска жирным пальцем, но потом зверёк встал на задние лапы и превратился в темнокожего уродца.

Нинка тихо вскрикнула, зажала рот рукой и отшатнулась от окна, едва не споткнувшись об мужа. Тот с отвращением сплюнул, махнул жене рукой и пошёл прочь. Видели достаточно.

– Это тот самый уродец, что охотники недавно по болотам гнали! – тихо шипел Иваныч, подходя к своей калитке. – Машка его нашла и пригрела, дура!

– Охотники вчерась у магазина были, я слышала, самого чёрта гнали, а он из машины вылез и пропал! – согласно кивая, протараторила Нинка.

– Вот и нашёлся, – зло усмехнулся Иваныч. – Только ты это, помалкивай, поняла? Зверушку мы заберём, когда Машку в суд повезут. Я с опекой договорился, там её сразу определят. А потом документы на дом оформим. Смотри, лишнего не сболтни!

– Да что ты, что ты! – залепетала Нинка, открывая перед мужем калитку. – Чего добру-то пропадать?

На следующий день к Машке из города приехали представители органов опеки.

* * *

Гровел услышал громкие голоса на улице, испугался и юркнул в шкаф – единственное в комнате убежище. Зарывшись в старое тряпье, с испугом ждал, когда прекратятся возбуждённые крики. Вскоре голоса переместились в дом, притащив с собой громкие стуки и нервные шаги. Среди незнакомых звуков гровел разобрал плач уже ставшей почти родной особи, которую он прозвал Ма. Наверняка её обижали, но помочь он не мог. Пришедших было слишком много. Ему оставались часы, чтобы организм окончательно сформировался, и мышцы налились силой. Гровел тихо сидел в тёмном шкафу, в отчаянии сжимая корявыми пальцами какую-то тряпку, по звукам понимая, что с его Ма случилась беда.