Народные сказки - Волга родная - Сказки народов Башкирии, Татарии и Чувашии

— Не разговаривай там много, бросай сюда сокровища! Когда наполню все три мешка, научу тебя, как оттуда сойти вниз, — отвечает ему Умырзак.

Бай стал бросать ему сверху золото, серебро да драгоценные камни, а Умырзак заполнял ими мешки. Когда мешки были заполнены доверху, Умырзак взвалил их на телегу, крепко завязал и крикнул, глядя в сторону бая:

— Эй, бай! Посмотри внимательнее по сторонам: там лежат жертвы твоего коварства — кости погубленных тобою людей.

У них ты и спроси, как спуститься с горы!

Сказав это, он сел в телегу и поехал в свой аул, к матери.

Сколько ни кричал бай; сколько ни слал проклятии, никто не слышал его голоса. И только на гребне той же горы сидели два беркута, ожидая, когда бай вконец обессилеет и свалится на месте.

В стародавние времена за семью лесами, словно черное пятно на белом, жил, говорят, злой и коварный хан. И была у того хана привычка — еженедельно брить голову наголо. И для этого дела каждую неделю приглашал он молодого джигита. Но ни один из них но возвращался обратно: едва те сбривали ему голову, как хан велел снести им голову. Вся округа жила в страхе, не зная, как противостоять этим проделкам хана. И никто не мог перечить злой воле хана.

В тех местах, за семью лесами, жили-были старик со старухой, которые пробавлялись чем могли. И было у них трое сыновей-джигитов. Сначала хан велел прибыть старшему из братьев — тот, как и все другие, не вернулся обратно в отчий дом. Через неделю пришла очередь среднему из сыновей. Он тоже не воротился обратно. Наконец дошел черед и до младшего из сыновей.

Старик со старухой не едят: и не пьют от горя. Все, что было в доме съестного, забрали с собой старшие из сыновей, так что младшему и дать-то было нечего. Но мать есть мать, придумала она, что дать младшему сыну в дорогу: замесила лопушиную муку в своем молоке и испекла из того теста лепешку. Положил джигит ту лепешку в свою котомку и вышел в путь-дорогу.

Поднявшись на вершину Ирендыка, он последний раз оглянулся назад, чтобы увидеть места, где он родился и вырос… Душа его сжалась от волнения и печали. Глядел он на холодные и прозрачные ручьи на шумные леса, на тихую гряду Ирендыкских гор и сам не заметил, как запел полным голосом.

Одолев высокие горы, пройдя сквозь густые леса, одолев вброд глубокие реки, добрался он наконец до дворца хана. Слуги хана тут же привели ей к хозяину.

Тот вручил джигиту острый нож и велел наголо обрить свою голову.

Стоило хану снять с головы свою корону, как замер в изумлении джигит: на макушке ханской головы возвышался козлиный рог!

И всё же он не растерялся — аккуратно и споро побрил голову хана. Когда дело было сделано, хан сказал джигиту:

— Ты подожди здесь, — и вышел в другую комнату.

Джигит был голоден с дороги. Недолго думая, он вынул из котомки свою лепешку и принялся её есть. В это самое время появился хан. Он был не только коварен, но и жаден, поэтому, увидев в руках джигита странную лепешку, сразу подумал: «А ведь я никогда в жизни не пробовал таких лепешек, надо бы хоть отведать кусочек».

У него сами собой потекли слюни изо рта.

— Что ты там ешь? — спросил он. — Отломи и мне кусок от своей лепешки.

Джигит отломил от лепешки кусок и протянул хану. Съел хан тот кусок и воскликнул:

— Какой вкусный хлеб! Из чего он сделан?

— Это лепешка из лопуха. Мать испекла её в своем молоке.

Растерялся хан и думает: «Я съел лепешку, которую его мать испекла в своем грудном молоке. Значит, я стал его молочным братом и поэтому не имею право проливать его кровь. Но если я его не убью, он будет рассказывать направо и налево о моем роге. Что же теперь делать? Как выйти из такого положения?…»

И решил хан отправить джигита в такое место, которое глаз человечий не видел, ухо людское не слышало, ничья нога туда не ступала: «Пусть там умрет своей смертью!»

Слуги хана связали джигита по рукам и ногам, завязали черной тряпкой глаза, взвалили на лошадь и отвезли в непроходимую чащу леса.

Джигит жил там, питаясь брусникой, саранкой и всякими другими ягодами. Потом смастерил себе лук со стрелами и охотился на дичь. Ему удалось подбить крупного зверя, из шкуры которого он сшил себе шубу. Но как бы то ни было, ему смертельно тоскливо было в том непролазном лесу, куда не ступала нога человечья. Особенно сильно тосковал он по родным местам, по предгорьям Ирендыка, по отчему дому. От отчаяния он кричал на весь лес: «У хана на лбу есть рог!», но голос его слышали только звери и птицы.