— Оно не горячее и не холодное… Какая у него обратная сторона?
— Оно сейчас есть, но очень скоро его не будет. Съедим, — облизнулась Уля и засмеялась.
— Но ведь варенье вкусное. Значит, все считают его только хорошим. Разве оно может быть плохим?
— Варенье на блюдечке — это хорошо, — сказал дедушка, — но то же самое варенье на белой рубашке или скатерти — это уже другая роль. Как минимум, злого разбойника…
— А ведь и правда, — подумал Стёпа. Ему не раз попадало от мамы, когда он пачкал рубашку чем-нибудь вкусным и хорошим — например, мороженым, которое никто и не подумает назвать плохим.
— Но есть в мире кое-что, у чего нет обратной стороны, — торжественно произнёс дедушка.
— Что это? — Стёпе ещё никогда не было так интересно.
— Об этом мы поговорим в следующий раз, — дедушка умел интриговать не хуже Ули…
— А как мне быть с черепашками? Если я опять окажусь с ними на одной сцене в одном спектакле?
— Есть роли, которые мы вынуждены играть. Например, мне никуда не деться от роли дедушки, Уля играет роль Ули, а ты — Стёпы. Эти роли выбрали не мы, вернее их выбрал не наш разум, а наша Душа. Поэтому и отказаться от этих ролей не так-то просто. А от роли жертвы пиратов можно отказаться, если она тебе не подходит.
— А как мне отказаться от роли жертвы пиратов? Они же меня не отпустят.
— Насколько я понял, ты ещё не слишком глубоко погрузился в эту роль, поэтому и отказаться от неё будет не так уж и трудно. В дальнейшем старайся не попадать в такие роли, которые тебе не нравятся. Просыпайся. Сразу уходи в зрительный зал, наблюдай оттуда за ситуацией и принимай правильное решение. А сейчас воспользуйся антрактом, и выбери себе другую роль.
— Как это?
— Предложи им другую игру. Не в пиратов, а в то, что нравится тебе.
— А если они не захотят?
— Заинтересуй их. Помни, что они никакие не пираты, а обыкновенные черепашки, которым так же, как и тебе нравится всё интересное. Придумай что-нибудь необычное. Чтобы они забыли про своих пиратов, и сразу включились в твою игру. Стань на время режиссёром.
— Ух-ты, мне нравится. Я попробую.
— Главное — уверенность в своих силах, тогда всё получится, — напомнила Уля.
— Да, я помню…
Тут на кухне пробили часы, и Стёпа стал собираться домой.
— Ну что ж, я очень рад был с тобой познакомиться, — сказал дедушка. — Приходи к нам почаще.
— Спасибо, мне тоже у вас понравилось. Обязательно приду.
— Вот и славненько. До свидания. Ульяша, проводи Стёпу.
— До свидания, дедушка Ульрих.
Стёпа с Улей вышли на крыльцо и стали прощаться:
— Завтра придёшь?
— Конечно. Мне очень хочется узнать — что же имеет только одну сторону.
— Ну, тогда до завтра.
— Ага, до завтра.
Стёпа вернулся с прогулки разгорячённый и радостный. Мама с папой тоже были довольны.
— Как велосипед? — спросил папа.
— Велосипед просто замечательный. Жалко, что ты не можешь покататься.
— Ничего, я смотрю на тебя — как ты доволен, и мне тоже хорошо.
— А у тебя в детстве был велосипед?
— Когда я был совсем маленький, у меня был трёхколёсный велосипедик. Кажется, он назывался «Гном»… Да, точно — Гном. А потом у меня появился самокат. Сначала, правда, это была кроватка на колёсиках, в которой я спал. Потом — когда я подрос, дедушка разобрал кроватку и сделал мне из неё самокат. Он был весь деревянный. Но больше ни у кого такого не было, и все просили у меня покататься.
— И ты давал?
— Конечно. А что?
— Н-нет. Ничего… А у кого-то из вашего двора был велосипед?
— Не помню, может быть и был… Помню, что у старших мальчишек был «дырчик».
— Это что? Велосипед с дырявым колесом?
— Нет, — засмеялся папа. — Это такой… мопед.
— А что такое мопед?
— Это мотовелосипед. Велосипед с моторчиком. Ещё не мотоцикл, но уже и не велосипед.
— А почему он назывался дырчик?
— Потому, что он делал «дыр-дыр-дыр»…
— А какой там был моторчик? Электрический?
— Нет. Самый настоящий — бензиновый.
— А быстро он ездил?
— Если честно, как он ездил я не помню. Помню только, как мальчишки его всё время ремонтировали. Он всегда стоял разобранный и все только и делали, что искали для него запчасти. Иногда, правда, его пытались завести. Он делал «дыр-дыр-дыр», пускал облако синего дыма и опять надолго умолкал…
— А почему?
— Опять в нём что-то ломалось.
— А тебе не разрешали на него садиться?
— Какое там. Нам — мелюзге, даже близко подходить не разрешали.
Читать дальше