Джеймс Барри - Сказки английских писателей

— Не сделаться ли нам ювелирами? — предложил Шварц Гансу, когда они входили в большой город. — У ювелира много возможностей мошенничать: мы сможем добавлять изрядное количество меди в наше золото, да так, что никто и не заметит.

Мысль эта обоим понравилась. Братья одолжили на время плавильную печь и сделались ювелирами. Однако два небольших обстоятельства мешали успеху их предприятия. Во-первых, покупателям не очень-то нравилось золото с медным отливом, а во-вторых, старшие братья, как только им удавалось что-то продать, оставляли маленького Глюка следить за печью, а сами «шли пропивать вырученные деньги в ближайшую пивную. Так они переплавили все имевшееся у них золото, не скопив денег на покупку нового, и в конце концов у них осталась только одна кружка, которая когда-то была подарена маленькому Глюку его дядей и которую мальчик очень любил. Он не расстался бы с ней ни за что на свете, хотя пил из нее только молоко и воду. Кружка эта была не совсем обычная. Её ручку образовывали две пряди струящихся золотых волос, так тонко сработанных, что казалось — это совсем не металл, а шелк. Внизу пряди переходили в бороду и бакенбарды столь же тонкой работы, которые обрамляли свирепое крошечное лицо из чистейшего золота, расположенное прямо перед самой кружкой. Особенно выделялись глаза, которые возвышались над ободком кружки. Когда кто-нибудь пил из нее, то не мог избежать пристального взгляда этих глаз, а Шварц даже клятвенно утверждал, что однажды, в семнадцатый раз опорожняя кружку с рейнским вином, он заметил, как один глаз ему подмигнул! Поэтому, когда кружке подошел черед идти на переплавку, у бедного маленького Глюка чуть не разорвалось сердце: братья же лишь посмеялись над ним, бросили кружку в плавильный тигель и, покачиваясь, побрели в пивную, как всегда поручив Глюку разлить золото в формы, когда оно расплавится.

Проводив братьев, Глюк бросил прощальный взгляд на тигель, где плавился его друг. Струящиеся волосы уже исчезли, и оставался только красный нос да блестящие глаза, глядевшие еще более злобно, чем обычно. «Ничего удивительного, — подумал Глюк, — когда с тобой так обращаются».

Опечаленный Глюк медленно побрёл к окну и сел подышать свежим вечерним воздухом, подальше от горячего дыхания печи. Из этого окна открывался вид на цепи гор, которые окружали Долину Богатств, и особенно хорошо была видна скала, с которой низвергалась Золотая Река.

День как раз клонился к закату, и, сидя у окна, Глюк видел, как вершины гор окрасились в багровые и малиновые тона, как среди этих вершин горели и подрагивали яркие языки огненных облаков, как река, все затмевая своим сиянием, трепещущим золотым столбом низвергалась с уступа на уступ и багряная радуга, раскинувшая над ней свою широкую арку, то вспыхивала, то угасала в гирляндах водяных брызг.

— Ах! — громко вздохнул Глюк, не отрывая взгляда от реки. — Как было бы хорошо, если бы река и вправду была из золота.

— Вовсе нет, Глюк, — сказал звонкий металлический голос где-то рядом.

— О боже! Что это? — воскликнул Глюк, вскакивая. Нигде никого не было. Он осмотрел всю комнату, заглянул под стол, много раз оборачивался и смотрел у себя за спиной, но нет, конечно же, никого нигде не было, и он снова сел к окну. Теперь он молчал, но продолжал думать о том же: как было бы удобно, если бы река и вправду была из золота.

— Вовсе нет, малыш, — раздался тот же голос. На этот раз он звучал громче.

— Боже! Что же это? — снова воскликнул Глюк. — Он оглядел все углы, обшарил буфет, затем встал посреди комнаты и завертелся волчком со всей скоростью, на какую был способен, — полагая, что, может, кто-то прячется у него за спиной, когда тот же голос в третий раз донесся до его слуха. На этот раз голос весело напевал «Лала-лира-ла»- мелодию без слов, плавную, но бурную, немного похожую на ту, что исполняет закипающий чайник. Глюк выглянул в окно. Нет, голос раздавался откуда-то из дома. Может быть, с чердака или из подвала? Нет, источник звука несомненно находился в этой самой комнате, причем звук становился все громче, все отчетливей: «Лала-лира-ла». Вдруг Глюк понял, что около печи звук громче. Он подбежал к ней и, заглянув внутрь, понял, что звук исходит не просто из печи, а из тигля. Он откинул крышку и в ужасе отскочил, потому что тигель действительно пел! Минуту-другую Глюк стоял в самом дальнем углу комнаты, открыв рот и подняв руки к лицу, затем пение резко оборвалось и он услышал отчетливо произнесенные слова.