Лидия Преображенская - Голубая синица

А сколько постановок своими силами он затевал! Помню, с каким увлечением готовили мы сказку «Спасенная Весна». Тут был и страшный зеленый Леший, и Баба-Яга в ступе, и прекрасная царевна Весна, и ее спаситель — храбрый царевич. К спектаклю готовились долго. Сами делали декорации, шили костюмы. И это было здорово!

Мне еще не все доверяли, и я завидовала старшим товарищам, моей доброй подруге Анне Самойловских. Она с увлечением расписывала декорации, занавесы, а мне зачастую приходилось только подносить краски, мыть кисти.

Анна на всю жизнь осталась верной изобразительному искусству. Ее, члена Союза советских художников, знают не только на родине, но и в Москве, где она живет и работает. Выставки картин Анны Ивановны Самойловских прошли во многих городах. И сейчас, в свои 80 лет, она не оставляет кисти и краски. Совсем недавно я получила от нее письмо из Москвы, в котором она пишет о том, что готовится к персональной выставке. Поседевшая, согнутая годами и болезнями, она живет в вечных творческих хлопотах. А мне она вспоминается юной, стройной, легкой и такой же увлеченной.

— Поднимись-ка, Анюта, на лесенку, посмотри с высоты, что там у нас получается, — близоруко щурясь из-за стекол пенсне, говорил ей Анатолий Владимирович. И Анюта откладывала в сторону кисти, поправляла запачканный красками черный сатиновый халатик, забрасывала за спину длинные косы и бойко карабкалась на самую верхнюю ступеньку стремянки, откуда придирчиво осматривала растянутое на полу полотнище занавеса, на котором подсыхали контуры сказочных горных козлов, и замирала в восторге…

Сделать все своими руками и увидеть на сцене в свете юпитеров — большая радость. Радовало даже как будто самое простое дело — подготовка «ночного неба». Ну что тут особенно интересного? В картоне прорезали звезды. Потом картон закрашивался сажей, а с обратной стороны прорезанные звезды заклеивались разноцветной бумагой. Листы картона соединялись в сплошной щит, за которым устанавливался свет.

Как же красочно вспыхивало наше замазанное сажей небо! Красные, зеленые, голубые, золотистые звезды загорались на нем празднично и радостно.

Все это будоражило чувства, фантазию. Хотелось творить.

Тогда у меня и появились строчки о скрипке, которая «жалобно плачет где-то вдали, сердце мое надрывает тоской…»

Что это была за тоска? О ком или о чем? Я, наверное, и сама еще этого не понимала. Она была навеяна чужими переживаниями, чужими стихами. Но Анатолий Владимирович загорелся желанием инсценировать мое «творение».

И вот мы снова готовимся к постановке. Ночное небо, огромная луна, камыши, белоснежные лебеди, «плывущие» по озеру. За сценой рыдает скрипка, а я, совсем еще девчонка, в легкой белой тунике с обнаженными тонкими руками, рассказываю зрителям о своей тоске…

Прошли годы… Далеко осталось детство…

Но, может быть, потому я и не расстаюсь с детьми, что кто-то отдавал мне в моем детстве свое сердце, свои сказки?..

Держу в руках письмо из города моей юности от незнакомой девушки, студентки педагогического института, члена кружка «Эврика», который занимается исследованиями, поисками, изучением творчества писателей Прииртышья…

И вот уже забыты мой возраст и старческие болезни… Я снова пятнадцатилетняя мечтательная девчонка, опьяненная красотой и мощью Иртыша, стою на палубе старенького парохода. Слышу ровное биение мотора, и оно кажется мне биением сердца великана. Ощущаю на лице водяные брызги. Бурлит вода. Бьется за кормой, пенится. Лопасти колес увлекают меня все дальше от родного Урала.

Вот и он, новый город с таким сказочным названием: Семипалатинск. Насквозь продутый степными ветрами, он поблескивает навстречу мне минаретами мечетей. Здесь в 1923 году я нашла свою судьбу. Решение было твердым и неизменным: хочу быть учительницей!

Мрачноватые своды бывшей учительской семинарии. Шумная студенческая братва… До сих пор помнятся они, мои сокурсники по педагогическому техникуму. Подружка моя, хохотунья и певунья, Мария Махина, всегда добрая и веселая толстушка с длинной косой. Строгая и немного чопорная Ольга Котова. Умная и красивая Анастасия Нетесова. Наш «ученый муж» Виктор Шахматов, вечно склоненный над книгой или журналом. Крепкая, как молодой груздок, румяная — кровь с молоком — длиннокосая Рая Соболева. Ершистый Николай Ильиных…

Но больше всех, кажется, запомнился Валерий Шестаков, а по-нашему просто Валька. Был он какой-то удивительно ясный и чистый парень, душа нараспашку, настоящий комсомолец 20-х годов.