Вячеслав Шишков - Медвежачье царство

Медведь поджал уши и ходко пошел по тропинке к речке.

- Вот тут у меня своя пасека.

У речки в долине еще солнышко не закатилось, светло, хорошо, цветами да медом пахнет, от речки прохладой веет. Видит Тереха-все ульи, ульи стоят, да простые колодины.

- Это наши медвежишки мне в подарок натаскали, с мужичьих пасек,- пояснил медведь.

Он подошел к одной колоде, вышиб дно, запустил в колоду когти и добыл кусище сотового меду.

- Нате-ка,- подал он Терехе с медвежонком и стал облизывать сладкую свою лапу.

- Ах, что же я… Эй, лисицы!- крикнул медведь,- подайте-ка мальцу посуду, я забыл, что он человечьей породы.

- Вмиг принесли лисицы Терехе посуду: вместо тарелки- начисто обглоданную лосиную кость-лопатку, вместо ложки - оленье ребро с загогулинкой.

- Я так, по вашему буду, прямо ртом,- отказался Тереха и стал руками поддевать пахучие куски.

Поддевает да приговаривает:

- Что в рот, то спасибо!

- Ну, в час добрый, братцы,- сказал премудрый лесной хозяин,- мне спать пора…

Медвежонок подкатился к нему под ноги и перекувырнулся через голову в знак разлуки, а Тереха снял шляпу да поклон отвесил:

- Прощай, честной медведь-батюшка… Спасибо на угощенье, на грамоте, на добром сказе.

И пошли они с медвежонком своею дорогою, малой зверовой тропинкой медвежачью жизнь пытать.

Солнце опустилось за непролазный лес. Быстро в тайге темнеть стало.

- Садись-ка на меня, дружок,- сказал косолапый медвежонок Мишка.

Помчались они шибче ветра. До темна верст сотню отмахали и встали на ночовку при небольшой тихой озерине. Тереха о кремень искру вышиб, костер разжег.

На озерине, у того берега, сидели в камышах какие-то птицы белые, может, лебеди, а по песчаному приплеску ночные кулики на высоких лапках поскакивали, свиристельными голосами посвистывали. Тереха стал картошку печь, медвежонок целое беремя кедровых шишек приволок, сидит возле огня, лущит. Костер весело горит, потрескивает.

От яркого полымя тьма кругом сгустилась, только у костра светло, а погляди вдаль-хоть глаз выткни -тьма.

Но вот, маленько погодя, ясный месяц свою лысую голову из-за лесу высунул, выше да выше подниматься стал. Тьма под коренья, в берлоги, в трущобы схоронилась, заголубело все голубоватым светом, спустилась над тайгой голубая месячная ночь.

Вдруг нежный голос заунывно прозвучал вдали и замер.

- Это что такое?

Слушают-послушают,-вновь голос раздался поближе.

- Женщина песни поет,- сказал Тереха.

- Нет, плачет…- сказал Мишка и насторожил уши по голосу.

А голос тихо так, нежно напевает, поворкует-поворкует, остановится, подождет-подождет, застонет… да опять за песню…

- Поползем, надо все выведать…- сказал медвежонок.

- Поползем,- согласился Тереха,- любопытно.

Чем ближе подползают, тем грустней, тем явственней слышится песня, вот уж можно и слова разобрать.

- Тише, я вижу ее…-прошептал медвежонок,-стой!

Они остановились, приникли к земле, чуть дышат.

«Тереха-а-а!.. Мишка-а-а!..»- раздалося над Терехой.

Воззрился Тереха вверх, видит: на большом суку раскидистом женщина сидит, прислонилась щекой к дереву, задумалась. Луч месяца на нее упал, красную одежду голубым светом облил, заиграл-засеребрил старинные на груди монеты.

- Батюшки…- прошептал Тереха и толкнул Мишку в бок,- да ведь это наша цыганка Ночка.

А она печально так:

Встряхнула свои косы, разбила в шелковую волну вороную, заплакала.

Тереха тихонько пофыркает носом: жалко стало.

А она будто учуяла: улыбнулась вдруг, запела нежно:

- Ага, узнала!!- закричал на весь лес Тереха и вскочил.- Здравствуй, Ночка! Я не боюсь тебя… Мы с Мишкой…- и не успел докончить, глядь - все трое у костра сидят.

По озерине голубые волны хлещут, по волнам белые лебеди плывут.

А месяц в самую высь забрался, смотрит вниз, брови хмурит,-внизу непорядок: вся тайга крепким сном спит, только эти трое у костра колобродят.

Эй вы, трое, ложитесь спать! Сейчас месяц ясный за тучку схоронится, сейчас все лесное медвежачье царство окутает густая тьма.

- Тереха, вставай… - слышит он тятькин голос.