Туве Янссон - Зима Муми-тролля

Время от времени она бормотала себе под нос: «Матрасик…» — чтобы не забыть, за чем идёт. А то всё так легко забывается.

Белочка скакала, перекрещивая следы, то в просветы между деревьями, то на лёд, совала нос в снег и задумывалась, смотрела на небо, качала головой и прыгала дальше.

В конце концов она допрыгала до грота и заглянула туда. Но за такую долгую дорогу она растеряла все мысли и совершенно забыла про матрасик. Поэтому она уселась на хвост и стала думать, что её можно называть ещё Белочкой-с-красивыми-усиками.

В гроте, за сугробом, закрывающим вход, пол был завален соломой. На соломе стояла картонная коробка с крышкой. В крышке была проделана дырочка для воздуха.

— Странно, — удивилась белочка. — Этой коробки тут раньше не было. Что-то не так. Может, это вообще не тот грот? Или я — не та белочка? Нет, вряд ли.

Она отгрызла от крышки уголок и сунула голову внутрь.

Там, в тепле, она наткнулась носом на что-то мягкое и приятное и сразу вспомнила про матрасик. Острыми зубками она прогрызла в мягком дырку и вытянула наружу клок шерсти.

Клочок за клочком она выдернула из этого мягкого целую охапку шерсти и радостно зарылась в неё всеми четырьмя лапами. Ей было очень весело.

Вдруг кто-то чуть не цапнул её за лапку — и цапнул бы, если бы белочка не вылетела молнией из коробки. Она на секунду растерялась, но потом решила, что ей не очень страшно, а скорее любопытно.

Спустя мгновение из дырки показалась лохматая голова.

— У тебя ум есть или как? — сердито спросила малышка Мю.

— Не знаю. Вряд ли, — честно сказала белочка.

— Ты меня разбудила! — выговаривала Мю. — И прогрызла мой спальный мешок. Ты вообще что творишь?

Но белочка от изумления снова забыла про матрасик.

Мю фыркнула и окончательно выбралась из коробки. Прикрыла крышкой оставшуюся внутри сестру и пошла пощупать снег.

— Вот он, значит, какой, — проговорила она. — Придумают же.

Она тут же слепила снежок и метко швырнула его в белочку. А потом вылезла из грота и отправилась исследовать зиму. И первым делом поскользнулась и с размаху шлёпнулась на обледенелую скалу.

— Ах вот, значит, как! — с угрозой проговорила Мю. — Поня-а-атно!

Но тут она представила, как выглядит со стороны — мюмла вверх тормашками, — и долго смеялась. Потом оглядела скалу и задумалась. Проговорила: «Ага-а» — и проехала на попе весь склон, подпрыгивая на ухабах, до самого низа, туда, где блестел лёд.

Малышка Мю повторила трюк ещё шесть раз, пока не заметила, что замёрзла.

Тогда она вернулась в грот и вытряхнула из картонной коробки спящую сестру. Мю никогда не видела санок, но решила, что коробка — то, что ей нужно.

Белочка между тем сидела в лесу и растерянно переводила взгляд с одного дерева на другое.

Она никак не могла вспомнить, где живёт, что ищет и как вообще тут оказалась.

Муми-тролль не успел уйти далеко на юг — тьма под деревьями начала сгущаться.

Лапы всё глубже утопали в снегу, и снег уже поднадоел.

Лес был неподвижен и тих. Время от времени слетал с ветки на землю снежный ком. Ветка на миг качнётся, и снова всё становится безжизненным.

«Весь мир впал в спячку, — думал Муми-тролль. — Один я не смог заснуть. Так и буду тут бродить целыми днями и неделями, пока сам не превращусь в сугроб, и никто меня никогда не узна́ет».

И тут лес расступился, и внизу открылась новая долина, и на другой стороне Муми-тролль увидел Одинокие горы. Они волнами стремились к югу, ещё более одинокие, чем раньше.

Теперь Муми-троллю стало по-настоящему холодно. Вечерний сумрак ползком поднимался со дна долины и медленно взбирался по обледенелому горному хребту. Снег на чёрных скалах был похож на острые белые клыки. Кругом белизна, чернота, пустота — сколько хватает глаз.

— Там, за горами, — Снусмумрик, — сказал Муми-тролль. — Сидит себе и ест апельсины. Если б я знал, что он знает, что я иду к нему через все эти вершины, я бы полез. А когда ты совсем один, ничего не выйдет.

Муми-тролль повернулся и пошёл по собственным следам обратно.

«Переведу все часы, — думал он. — Может, тогда весна наступит быстрее. А может, я что-нибудь случайно разобью, и тогда кто-нибудь проснётся».

Но он знал, что никто не проснётся.