Валентина Осеева - Любимые сказки и рассказы

Я спрятался за дверь и глядел в щёлку. А они хитрые, человечки

проклятые, знают, что я подглядываю. Ага! Они ночью работают,

когда никто их спугнуть не может. Хитрые.

Я стал быстро-быстро глотать чай. И запросился спать.

Бабушка говорит:

- Что это? То тебя силком в кровать не загонишь, а тут

в этакую рань и спать просишься.

И вот когда улеглись, бабушка погасила свет. И не видно

пароходика. Я ворочался нарочно, так что кровать скрипела.

Бабушка:

- Чего ты всё ворочаешься?

-А я без света спать боюсь. Дома всегда ночник зажига-

ют. - Это я наврал: дома ночью темно наглухо.

Бабушка ругалась, однако встала. Долго ковырялась и устроила

ночник. Он плохо горел. Но всё же было видно, как блестел

пароходик на полке.

Я закрылся одеялом с головой, сделал себе домик и маленькую

дырочку. И из дырочки глядел не шевелясь. Скоро я так

присмотрелся, что на пароходике мне всё стало отлично

видно. Я долго глядел. В комнате было совсем тихо. Только

часы тикали. Вдруг что-то тихонько зашуршало. Я насторожился

- шорох этот на пароходике. И вот будто дверка приоткрылась.

У меня дыхание спёрло. Я чуть двинулся вперёд.

Проклятая кровать скрипнула. Я спугнул человечка!

Теперь уж нечего было ждать, и я заснул. Я с горя заснул.

На другой день я вот что придумал. Человечки, наверно же,

едят что-нибудь. Если дать им конфету, так это для них целый

воз. Надо отломить от леденца кусок и положить на пароходик,

около будочки. Около самых дверей. Но такой кусок, чтоб

сразу в ихние дверцы не пролез. Вот они ночью двери откроют,

выглянут в щёлочку. Ух ты! Конфетища! Для них это - как

ящик целый. Сейчас выскочат, скорей конфетину к себе тащить.

Они её в двери, а она не лезет! Сейчас сбегают, принесут топорики

- маленькие-маленькие, но совсем всамделишные -

и начнут этими топориками тюкать: тюк-тюк! тюк-тюк! И скорей

пропирать конфетину в дверь. Они хитрые, им лишь бы всё

вёртко. Чтоб не поймали. Вот они завозятся с конфетиной. Тут,

если я и скрипну, всё равно им не поспеть: конфетина

в дверях застрянет - ни туда, ни сюда. Пусть убегут, а всё

равно видно будет, как они конфетину тащили. А может быть,

кто-нибудь с перепугу топорик упустит. Где уж им будет подбирать!

И я найду на пароходике на палубе малюсенький

настоящий топорик, остренький-преостренький.

И вот я тайком от бабушки отрубил от леденца кусок, как

раз какой хотел. Выждал минуту, пока бабушка в кухне возилась,

раз-два - на стол ногами, и положил леденец у самой

дверки на пароходике. Ихних полшага от двери до леденца.

Слез со стола, рукавом затёр, что ногами наследил. Бабушка

ничего не заметила.

Днём я тайком взглядывал на пароходик. Повела бабушка

меня гулять. Я боялся, что за это время человечки утянут

леденец и я их не поймаю. Я дорогой нюнил нарочно, что мне

холодно, и вернулись мы скоро. Я глянул первым делом на

пароходик! Леденец как был - на месте. Ну да! Дураки они

днём браться за такое дело!

Ночью, когда бабушка заснула, я устроился в домике из одеяла

и стал глядеть. На этот раз ночник горел замечательно,

и леденец блестел, как льдинка на солнце, острым огоньком.

Я глядел, глядел на этот огонёк и заснул, как назло! Человечки

меня перехитрили. Я утром глянул - леденца не было, а встал

я раньше всех, в одной рубашке бегал глядеть. Потом со стула

глядел - топорика, конечно, не было. Да чего же им было

бросать: работали не спеша, без помехи, и даже крошечки ни

одной нигде не валялось - всё подобрали.

Другой раз я положил хлеб. Я ночью даже слышал какую-то

возню. Проклятый ночник еле коптел, я ничего не мог рассмотреть.

Но наутро хлеба не было. Чуть только крошек осталось.

Ну понятно, им хлеба-то не особенно жалко, не конфеты: там

каждая крошка для них леденец.

Я решил, что у них в пароходике с обеих сторон идут лавки.

Во всю длину. И они днём сидят рядком и тихонько шепчутся.

Про свои дела. А ночью, когда все-все заснут, тут у них

работа.

Я всё время думал о человечках. Я хотел взять тряпочку,

вроде маленького коврика, и положить около дверей.

Намочить тряпочку чернилами. Они выбегут, не заметят сразу,

ножки запачкают и наследят по всему пароходику. Я хоть

увижу, какие у них ножки. Может быть, некоторые босиком,