Наталья Терещенко - Маленький охотник

Сели братья-оленщики у огня. Пока чай готовится, с Нардалико беседу ведут.

— Много ли песцов промышляешь? — спрашивают.

— Я сам не промышляю, — Нардалико говорит. — За меня собака промышляет. Хорошая собака, Яндако ее зовут. Я ее на те копейки купил, что вы мне за работу заплатили.

— Как собака одна промышлять может? — смеются оленщики, а у самих глаза от жадности загорелись.

Нардалико говорит:

— Вот погодите, Яндако как раз на охоту пошел. Посмотрим, что сегодня принесет.

Стали чай пить. По две чашки выпили. Тут Нардалико потихоньку за ремень дернул. Яндако зарычал, больно ему стало.

— Бабушка, — говорит Нардалико старухе, — слышишь, промышленник Яндако пришел, песцов приволок. Иди, принимай добычу.

Старуха вышла. Яндако в чум привела. У Яндако на спине два песца лежат.

Нардалико браниться стал.

— Зачем ленишься! Почему только двух песцов принес? Вчера семь было.

Переглянулись оленщики.

«Вот так собака, — думают, — нам бы такую!»

Младший брат спрашивает: 

— Собака по семь песцов приносит, почему же у тебя чум плохой?

— А вот, как напромышляет Яндако побольше песцов, поставлю новый чум и весь его песцовыми шкурами покрою.

Тут совсем поверили оленщики.

Старший брат говорит:

— Продай нам эту собаку, мы тебе много денег за нее дадим.

— Не хочу много денег, — отвечает Нардалико. — Заплатите мне оленями.

— Ладно, — говорят оленщики, — поедем к нам в стойбище, сам отберешь себе оленей.

— Никуда и ехать не надо, — отвечает Нардалико, — отдайте мне за Яндако тех оленей, что в упряжке стоят перед моим чумом. А не хотите, не отдам собаку.

Что было делать братьям-оленщикам? Самые лучшие олени были у них запряжены, жалко их отдавать. И домой далеко пешком добираться. Да как такую чудесную собаку из рук выпустить!

Распрягли они оленей, одни нарты бросили, в другие сами впряглись. На нарты промышленника Яндако посадили. Сидит Яндако на нартах, хвостом машет. Оленщики еле бредут, в снегу вязнут, пот с них градом катится.

Трое суток до своего стойбища добирались, в сугробах ночевали. Чуть в пути не пропали.

Наконец, пришли. Первым делом Яндако сытно накормили. Потом сами поели и спать легли.

Утром встали, из чума выглянули — пошел ли промышленник на охоту? Яндако против чума сидит, ждет, когда есть дадут. Опять накормили собаку жирным оленьим мясом. Она поела и спать улеглась.

— Завтра, видно, пойдет промышлять, — говорят оленщики.

И назавтра то же было. Не идет Яндако на охоту, на шаг от чума не отходит. Понравилось ему жирное оленье мясо.

— Иди, Яндако, песцов ловить! — кричат оленщики.

А Яндако лежит в снегу, на братьев лает — зачем его от сытной еды в тундру гонят!

Через десять дней поняли оленщики, что обманул их Нардалико.

За это время Нардалико далеко откочевал. На новом месте чум поставил. Хорошо жить начал.

Богатые оленщики жадные были, Нардалико хитрый. Что ему добром за работу не отдали, то он хитростью вернул.

Вот и все.

Жила однажды девушка. Была она такая маленькая, что зайдет за кочку — ее и не видно, прикроется веткой карликовой березки — никто не отыщет. Так ее и прозвали — Лынзермя-не, что значит прячущаяся девушка.

Сидела как-то Лынзермя-не у себя в чуме и шила новый совик. Вдруг в чуме стало темно.

«Кто это сел у дымового отверстия и заслонил мне свет?» — думает Лынзермя-не.

Подняла голову и увидела белку.

— Здравствуй, белочка, — сказала девушка. — Приходи лучше завтра, сегодня мне шить надо.

Белочка не уходит, кинула девушке кедровую шишку. Лынзермя-не говорит:

— Шишку с орешками принесла — это хорошо, а работать все-таки не мешай.

Белочка не хочет уходить, дразнит девушку, то голову просунет в отверстие, то хвостик. 

Выбежала Лынзермя-не из чума, смотрит — ворона мимо летит.

Девушка крикнула:

— Ворона, ворона, меня белочка не слушается, шить мешает. Прогони ее.

Ворона подлетела к чуму, только хотела клюнуть белочку, а та прыг — и убежала.

Ворона села на ее место, сунула голову в дымовое отверстие и принялась по-вороньи песни петь:

— Карр, карр!

Совсем в чуме темно стало. А от крика вороны у Лынзермя-не голова разболелась.

— Хороши, ворона, твои песни, — сказала девушка. — Прилетай завтра петь. А теперь уходи, шить не мешай.

Ворона не уходит, еще громче каркать стала.

Выбежала Лынзермя-не из чума, видит — летит мимо чайка, серебристую рыбку в клюве держит.