Народные сказки - Старикова тайна [Сказки Прикамья в записи И. В. Зырянова]

Первые мои встречи с народными сказочниками относятся к 1947 году. Это были рыбаки и охотники вишерских деревень, перенявшие сказки от своих стариков на далеких таежных зимовьях. Это были и пожилые женщины из тех же охотничьих семей, строгие и мудрые, хранившие в своей памяти несчетное количество различных преданий, песен, всевозможных заклинаний, примет и оберегов.

Несколько месяцев я записывал сказки от Дарьи Андреевны Судницыной, в селе Морганы, рядом с городом Красновишерском, и засиживался до глубокой ночи. Домой я должен был возвращаться мимо заброшенного кладбища.

Провожая меня, бабушка обычно спрашивала, не страшно ли мне.

— Если поблазнит, не пугайся — читай вот такой отговорец, — и она шепчет мне спасительную молитву.

Она верила в то, что покойники по ночам встают из своих могил, что в бане живет банник, а в овине — овинник, что в любом доме где-то под печкой прячется домовой, что в лесу верховодит леший. Весь мир, по ее представлениям, был населен злыми и добрыми духами, с которыми должен считаться любой человек. Если повезло на охоте или рыбной ловле — не радуйся этому, не хвались, иначе хозяин тайги или водяной накажет. Даже камни и скалы были для нее существами живыми. Начиная предание о горе Полюд, она говорила:

— Была на земле такая пора, когда все росло. Были большими звери и травы. Росли даже камни. И когда камни прекратили свой рост — перевелись на земле богатыри, они ушли в горы, окаменели там и охраняют земные клады. Окаменел и богатырь Полюд. В горе, в пещере Полюда, две полные чаши — одна с серебром, другая с золотом. Каждый бедный приходи и бери горсть серебра и горсть золота. Кто пожадничает, возьмет больше — не сможет выйти из камня, там и погинет.

У нее были не изжиты древние языческие представления о мире. Она верила в чудесные превращения людей в различных птиц, зверей и растения.

Когда она вспоминала свадебные причитания о расставании с девичьей волюшкой и пела о том, как девичья «красота» улетает на белую березоньку, она добавляла, что и у нее есть своя березка, которой она поклоняется, с которой любит разговаривать, как с подружкой, и сама не раз ей жаловалась на свою судьбу в трудные минуты жизни.

Она слыла знахаркой. Ей были известны лечебные свойства многих растений. Старая, сгорбленная, как коромысло, она все лето бродила по лугам, лесам и болотам, отыскивая какую-то редкостную травку в недолгий период ее цветения, а зимой готовила хитрые снадобья, чтобы излечивать человечьи и животные недуги.

Я записал от нее богатырские сказки об Илье Муромце, сохранившиеся как пересказы былинных сюжетов, когда-то бытовавших на Урале. Она знала много сказок о животных, связанных с охотничьей магией. В ту пору у меня не было магнитофона. Я старался наскоро зафиксировать в тетрадке основную канву сюжета. Повторных записей не делал. И теперь, готовя сказки для печати, я не решился публиковать те записи, они не сохранили все своеобразие ее сказительской манеры.

В сборник включены записи последних лет. Три талантливых сказочника представлены здесь более широко, другие — одним-двумя текстами.

Григория Васильевича Мизева я встретил случайно. Записывая в 1970 году в поселке Гайны песни от Татьяны Ивановны Шутовой (Рябинихи, как ее все называли), я поинтересовался, не помнит ли она старинные сказки.

— За сказками, — сказала она, — поди к соседу Грише.

Я спустился к берегу Камы, отыскал ограду. Тщетно старался я распутать хитрые запоры калитки. Отчаялся и стал звать хозяина. Появился худенький старичок. Он несколько раз останавливался. Его била одышка.

Старик откинул с внутренней стороны кобылку, снял одну проволочную петлю, затем другую, вытащил из калитки палку — и дверца отворилась. Цели моего прихода он не удивился и не очень обрадовался, но пригласил в дом, маленькую бревенчатую избушку над самым откосом реки с двумя белыми окошечками.

В тот же день я записал на магнитофон пять сказок. Каждую запись Мизев внимательно прослушивал и нередко к своему прежнему рассказу добавлял какие-то ремарки.