Народные сказки - Сказки Китая

В поверьях искателей целебного корня было много архаических черт, в частности табу на название самого растения. Считалось, что нельзя называть корень его настоящим именем, иначе-де искателю не будет удачи и найденное растение уйдет от него. Вместо слова «женьшень» полагалось говорить «банчуй», что значит «палка», «батог». Также нельзя было произносить названия диких зверей. Тигра звали «шань-шэнье» — «господин горный дух», а волка почему-то Чжан Сань — Чжан Третий. С этими же архаическими чертами мы сталкиваемся и в легендах («Женьшень-оборотень» и «Царь-удав»).

В сказке-легенде о царе-удаве отразились очень древние в своей основе представления об очищении земли от страшных чудовищ. Такие рассказы у китайцев некогда связывались с образом мифического стрелка И, который избавил людей от злого людоеда-быка яоюя, страшного кабана фэнсы, удава дафэна и клыка-бурава цзочи. Подобно ему, герой легенды «Царь-удав» убивает страшных змеев, стерегущих женьшень. Использованы в легенде и многие мотивы волшебной сказки — юноша совершает подвиг лишь благодаря чудесным помощникам: вороне, птичке банчуйняо, мальчику-женьшеню, духу березы.

Архаичность сказов о женьшене объясняется, видимо, тем, что сказы эти бытуют в основном среди самих искателей, а возможно, и тем, что искатели целебного корня часто встречались в горах и лесах с представителями других, уже тунгусо-маньчжурских народов (нанайцев, удэгейцев, маньчжур), устное творчество у которых гораздо архаичнее, чем у китайцев.

Завершают сборник три чрезвычайно распространенные в Китае легенды. Самая древняя из них — повествование о Волопасе и Ткачихе. Впервые мы находим этот сюжет в китайской поэзии начала нашей эры. В варианте, вошедшем в данную книгу, соединились многие сказочные мотивы: и история о разделе имущества между братьями, и эпизод с кражей одежды у спустившейся с неба девицы-голубки, и испытания молодого зятя у злого тестя. Древнему преданию о звездах Пастуха из созвездия Орла и Ткачихи из созвездия Лиры, разделенных Млечным Путем, здесь придан облик привычной волшебной сказки.

Аналогичные изменения заметны и в «Сказании о Мэн Цзян-нюй». Старинное предание о женщине, разрушившей своими слезами Великую Китайскую стену, известное нам уже по обработкам VIII–IX вв., получает в поздних прозаических вариантах чисто сказочное оформление (прибавляется начало, описывающее чудесное рождение героини из тыквы, предание о волшебном кнуте императора Шихуана).

Третье из этих сказаний («Лян Шань-бо и Чжу Ин-тай») сложилось, видимо, к VIII–X вв. Оно явно более позднее и, за исключением концовки, совсем бытовое. В нем рассказывается о любви девушки, переодетой юношей, к своему школьному товарищу. Тема эта тысячекратно перелагалась в драмах разных веков и местностей. В этой легенде с особой художественной силой выражен протест против жестокости родителей, насильно выдававших дочерей замуж. Трагически разрушенная любовь — постоянная тема многих очень поэтичных легенд не только самих китайцев, но и других народов Китая. Прочтите помещенную в этой книге легенду народа хуэй, или, как его называют у нас в стране, дунган, «Не увидев Желтый лотос, сердце не остановится», и вы заметите, как разрабатывается в ней та же трагическая тема: любящие не могут соединиться, так как этому препятствуют устои феодального общества. Отец девушки не согласен выдать свою дочь за любящего ее простого юношу. Он сам не богат, но презирает бедного пастушка Сиюя, который и умирает от болезни, называвшейся по-китайски «сянсы бин» — «болезнь от тоски» (по любимой — добавим мы).

Все эти легенды давно вошли в народное сознание. У Шаньхайгуаня, небольшого городка, где начинается Великая стена, вам покажут в море огромные камни. По преданию, именно здесь утопилась верная памяти мужа Мэн Цзян-нюй. В провинции Шэньси есть развалины храма, где сохранились статуи Мэн Цзян-нюй и ее мужа. На протяжении веков в народе отмечали седьмое число седьмой луны как день встречи Волопаса и Ткачихи. В окрестностях Шанхая народ давно уже зовет желтых бабочек Лян Шань-бо, а черных — Чжу Ин-тай. Храмы в честь этих героев можно увидеть в разных концах страны. И конечно же, эти сюжеты были излюбленными на красочных новогодних лубках.

Легенды, так же как и сказки различных жанров, являют нам своеобразие устного творчества народов Китая и вместе с тем свидетельствуют, что сказочный эпос Китая не есть явление уникальное. Напротив, представленные сказки — национальный вариант общемирового сказочного творчества, развившегося на базе весьма сходных для большинства народов первобытных представлений и верований. Едва ли случайно, что наиболее популярны во всех провинциях Китая те сюжеты, которые с детства хорошо знакомы и нашему читателю. Таковы сказки об испытаниях зятя в царстве тестя, напоминающие историю про царевну-лебедь, и многие другие.