Екатерина Медведева - Жил-был ты... [СИ]

В дом Альбины каждый день являлись люди. Крошечные саше и необъятные скатерти, кружевные салфетки и раззолоченные кошельки, — дело спорилось, горело. Вьюнок помогал, выполняя несложные поручения, — приметать или выдергать канву, отнести готовый заказ. Он щеголял в рубашке, покрытой выпуклыми цветками, а тебе девушка до сих пор не подарила обновку, хотя вроде и обещала. Помнила, конечно, но почему-то медлила, словно не различала рисунок твоей темной души. А ты наблюдал, как под ловкими пальцами рождаются переплетные орнаменты, рельефные монограммы, дворянские и княжеские короны, — и замечал: для отделки крестильных рубашек и венчальных нарядов мастерица достает острую черную иглу из футлярчика на груди. Однажды Альбина вернула молодой матери детскую крестильную сорочку, не оживленную ни единым витком или петелькой. Женщина разрыдалась. Чудная реакция на отказ, ведь можно отдать заказ другой вышивальщице, чего же горевать…

Однажды вечером вы собрались к ужину. Вьюнок теребил край скатерти, обрамленной васильками и пятиугольными листьями, дразнил виверру. Ты резал хлеб и наливал вино, изредка поглядывая на мастерскую Альбины. Сегодня девушка непривычно задержалась, никогда раньше не работала при лампе, берегла зрение. Вьюнок тоже беспокоился и вздыхал, прислушиваясь к вечерней тишине.

Наконец Альбина появилась, заплаканная и словно погасшая.

— Игла сломалась, — проговорила она.

— И только? Купишь новую, — улыбнулся Вьюнок.

— Такие редкости водятся не в лотке торговца, а лишь под сводами таинственного замка леди Мулине, — мастерица положила на стол пустой футляр. — Больше я не смогу начертить чужую судьбу, залатать сердечные раны, стянуть края глубокого горя, оттенить и сделать насыщеннее тусклую, скучную жизнь… — Альбина всхлипнула. — Видел же — крестильные рубашки и свадебную одежду я вышиваю особой иглой.

— И саваны? — спросил ты. Девушка опешила:

— Савану вышивка не нужна, разве не знаешь?

Тут же в памяти возникли безутешная мать и белая крестильная рубашечка.

— Кто это — леди Мулине? — спросил Вьюнок.

— Выдумка, детская сказка, — отрезал ты.

— Нет, не сказка! — горячо возразила Альбина. — Среди серых вязов, возле озера, стоит бело-голубой замок. Владеет им леди Мулине. Прекрасная и бессердечная волшебница создает изумительные вещи при помощи чар и людских эмоций. Чем сильнее чувства, принесенные в жертву, тем могущественнее сотворенный предмет. Мою иглу добыл дедушка — для бабушки. Все забрала у него леди Мулине — любовь, дружбу, желание трудиться. А взамен три шва наложила на сердце, чтобы выдержало оно дорогу. Дедушка открыл дверь, молча отдал узкий футлярчик — и умер на пороге…

— А историю бабушке поведал призрак? — не удержался ты. Мастерица грустно взглянула, поднялась и оставила вас. Вьюнок бросился следом. Обовьет, утешит, согреет улыбкой, он умеет. Ужинать довелось в одиночестве. Виверра смотрела укоризненно, но не отказалась от жареного куриного крыла. Потом выпрыгнула в окно. Ты долго сидел у огня, ждал друга, но Вьюнок не вернулся из комнаты Альбины. Так-то. Они вдвоем, мальчик сделал выбор, и третьему лишнему пора откланяться.

Утром оказалось, Вьюнок тоже собирается. В замок леди Мулине.

— Может, взять денег? — задумчиво спросил он. — Купить иголку за сундучок с золотом?

— Для леди Мулине деньги не имеют ценности, — ответила заплаканная Альбина. — Она потребует самое дорогое, что есть у человека… Не ходи, Вьюнок!

— Вернусь, — пообещал он.

— Вернется. Я позабочусь.

— Пойдешь со мной? — просиял Вьюнок. — Тогда бояться нечего!

И лицо мастерицы посветлело. Что же, хоть на роль охранника сгодился, невесело подумал ты. Заточил нож, проверил сапоги, наполнил водой баклагу. Дорога звала, тянула. Чудились в манящей дымке зеленый пологий холм и подернутая туманом лощина, легкомысленный пересвист ветра в камышах, аромат можжевельника, терпкий вкус крапчатых ягод облепихи…

Приблизилась, держа на вытянутых руках аккуратный сверток, Альбина.

— Прими от меня подарок, — голос срывался, сквозил тревогой. Нет, ты не вздрогнул, умел сдерживаться. Но холодная, колючая ладошка сжала сердце, зазмеился через трещинки страх. Подаренная рубашка ослепила нетронутой белизной. В таких — хоронят, пронеслось в голове.

— Игла сломалась, когда я хотела сделать первый стежок. Прости.

— Не смертельно, — ты пожал плечами, стараясь казаться равнодушным.