Леонид Яхнин - Серебряные колесики

Коричневые сургучные штемпеля похрустывали в его спутанной бороде.

— Все началось с того, — начал Великий Путешественник, — что почтальон уронил мой конверт в лужу. Он нагнулся, протянул руку и ухватил конверт за угол. Вдруг я почувствовал, что меня не вытаскивают из лужи, а, наоборот, тянут под воду. Почтальон почему-то стоял где-то на дне лужи…

— Позвольте! — закричал я. — Вы меня утопите!

— Не волнуйтесь, — сказал почтальон, — вы в Стране Отражений. Здесь невозможно утонуть.

И тут я с изумлением увидел, что он весь наоборот. Да, да, совершенно наоборот: правое ухо слева, а левое — справа, руки у него тоже поменялись местами. А ноги выглядели так, будто он утром перепутал левый и правый ботинки.

Нас окружали перевернутые дома. Возле них росли странные деревья. Они упирались в землю своими разлапистыми кронами, устремив к нему длинные, как слоновьи хоботы, стволы. Стволы медленно раскачивались от малейшего ветерка. Солнце все время расплывалось и дрожало, словно желток на блюдечке.

Почтальон прочитал адрес на моем конверте и уверенно зашагал по улице.

«Хм, — подумал я, — непонятно. Обычно почтальоны смущенно вертели конверт и разводили руками. Ведь на нем был написан совершенно неправильный адрес. Такого адреса просто быть не может. Как же так?»

И тут я понял: в Стране Отражений все перевернуто. И неправильный адрес может оказаться правильным! И тогда… тогда конверт разорвут, достанут письмо, а я не смогу продолжать путешествие.

Вот почтальон остановился перед большим голубым домом. Дом стоял вниз головой, вернее вниз крышей, прочно опираясь на трубы и чердачные выступы. Почтальон прочитал адрес на конверте, взглянул на номер дома и сказал:

— Адрес неправильный. Придется отправить письмо обратно.

И тут я догадался: если перевернуты дома, то и номера перевернуты! Какое счастье, что в Стране Отражений наоборот все, все без исключения! Вдруг я опять оказался в луже. Подо мной расплывалась кругами Страна Отражений. Кто-то поднял конверт из лужи и отряхнул с него капельки воды. Это был почтальон. Уши, руки и ноги у него были на месте. Я посмотрел по сторонам. Вверху, над крышами домов, торчали трубы. Деревья, как обычно, упирались стволами в землю, покачивая большими зелеными головами. В небе светило солнце — твердое и блестящее, как медный таз.

«Путешествие продолжается», — подумал я и спокойно уснул, покачиваясь в удобной почтовой сумке.

Великий Путешественник умолк. Тима тронул его за плечо:

— Скажите, пожалуйста, — спросил он, — эта девочка-часы Тики-Так живая?

Великий Путешественник сорвал с бороды обломок сургучной печати, сунул его в рот и задумчиво пожевал.

— Не знаю, — сказал он равнодушно, — для путешественника это не имеет ни малейшего значения.

По ступенькам спускался, напевая песенку, Придворный Сочинитель. Он даже не напевал, а бормотал, но что-то можно было все-таки расслышать:

Он на минутку замолчал, запихнул в рот ватрушку и стал быстро ее жевать.

— Вы сочиняете новые стихи? — спросил Тима.

Придворный Сочинитель вздрогнул и чуть не подавился ватрушкой.

— Новые? — рассердился он. — В королевстве старых марок новые стихи? Какие глупости! Все мои новые стихи — старые.

— Как же так? — не понял Тима. — Новые — и вдруг старые?

Придворный Сочинитель гордо прищурился и посмотрел на Тиму по-птичьи сбоку одним глазом.

— Я давно уже издал полное пожизненное собрание строчек, — сказал он. — Теперь я просто беру свои старые строчки, переставляю их и составляю новое, но все-таки совершенно старое стихотворение!

И Придворный Сочинитель зашагал дальше, напевая:

— Эй, послушайте, — остановил его Тима, — может быть, вы знаете, живая эта девочка Тики-Так или нет?