Анна Лотт: Ошибка Угрюма

– К бассейну идти вон туда, – Голыш показал на другую сторону внутреннего дворика – на круглый вход в пещеру, который Мопси заметил сразу по прибытии. – Хотя подождите, я с вами.

Голыш вытер маленькой салфеточкой рот и убрал начисто вытертые столовые приборы в сундук, стоящий у стены.

А теперь – к бассейну!

Мопси осторожно заглянул в пещеру:

– Да это же туннель!

– И не один, – пояснил Голыш. – Тут под дворцом полно подземных ходов. Потому что здесь раньше жили кролики.

Туннель и в самом деле разветвлялся в разные стороны. Но только один проход был ярко освещён.

– Нужно идти туда, по указателям, – сказал Голыш и показал на табличку, где была нарисована морская свинка на трамплине. – Кстати, направо будет зона спа, – добавил он.

– И там нужно всем спать? – спросил Мопси.

– Не совсем, – хихикнул Голыш, и его спина от смеха собралась морщинками. – Там все расслабляются и проходят всякие процедуры, чтобы быть красивыми.

Мопси и Морковка рассматривали многочисленные указатели. На них были нарисованы свинка в сауне, свинка в ванне и свинка в позе лотоса.

Дорога к бассейну вела их под гору, пока они не уткнулись носом в лифт. Мопси нажала на кнопку: «дзинь» – дверь отъехала в сторону, и свинки вошли внутрь.

По дороге наверх Голыш спросил:

– А вы плавать умеете?

– Нет, – ответила Морковка.

– Не-а, – подтвердил Мопси.

– Это не страшно, – сказал Голыш. – Тут почти никто не умеет. Поэтому нам всем нужны надувные нарукавники для плавания. Их можно взять здесь. Они прикольные, но я ими всё время кожу прищемляю. Вот, смотрите!

И Голыш показал на маленькое синее пятнышко на голом предплечье. Мопси и Морковка хотели рассмотреть его получше, но тут дверь лифта открылась – «дзинь».

– Мы на месте! – объявил Голыш.

– Ой, как краси-и-иво! – восхитился Мопси.

Прямо перед ними распростёрся большой бассейн в форме груши, с ярко-голубой водой. С одного края глубина была небольшая, но по направлению к другому краю она постепенно увеличивалась. Вокруг бассейна стояли разноцветные зонтики от солнца, лежаки и столики, а на столиках – миски с лесной земляникой и виноградом.

– Смотри, там наверху Овечка! – воскликнул Мопси, показывая на огороженную деревянную террасу над бассейном.

– Это, должно быть, и есть терраса для солнечных ванн, – догадалась Морковка.

– Овечка, привет! – крикнул Голыш.

Овечка сидела, скрестив ноги и закрыв глаза, и сосредоточенно дышала. Услышав крик Голыша, она открыла глаза и помахала им.

– Здесь наверху просто чудесно! – счастливо пропищала она, а потом снова закрыла глаза и продолжила дыхательные упражнения: вдох – выдох, вдох – выдох.

Мопси, Морковка и Голыш выловили из большой коробки на краю бассейна плавки – голубые в белый горох. Мопси плавки были малы, но, изрядно помучившись, он всё же натянул их на свой толстый живот. А потом свинки надули нарукавники.

Внезапно Мопси схватил Морковку за лапу:

– Смотри, вон та самая свинка, которая за обедом издавала ужасные звуки!

Морковка сощурилась на солнце. Только теперь она заметила, что в конце бассейна есть высокий трамплин. Глубина в той части бассейна была очень большая, и тот, кто не умеет плавать, туда не заходил. На трамплине стояла чёрная морская свинка. Теперь на ней был не только блестящий шарф, но и плотно облегающий гидрокостюм, который, кажется, был ей маловат. На этот раз чёрная свинка не издавала никаких звуков. Она стояла неподвижно, подняв вверх кулак. Словно каменная статуя какого-то божества.

– Это Элвис, – сказал Голыш. – Он мой лучший друг, мы вместе приехали в отпуск. Наши хозяева Рокко и Атце отправились в мототур. Элвису кажется, что он суперзвезда. Порой это раздражает, но вообще он очень хороший.

Заметив их, Элвис поднёс ко рту кулак как микрофон. Потом набрал полную грудь воздуха и напряг один из мускулов на лапке. И словно под действием невидимого вращающегося рычага выпяченный мускул переместился под гидрокостюмом. Вдруг мускулы стали видны на животе, потом на задних лапках, а затем и на другой передней. При этом Элвис издавал странные звуки: сначала кряхтение, затем визгливый вопль и наконец бурчание, которое, кажется, исходило из глубин живота.