Григорий Ягдфельд - Волшебная лампа Аладдина

Сияя, Аладдин воскликнул:

– Я могу сейчас подарить вам столько золота, что вы до конца ваших дней будете жить в довольстве и сидеть, ничего не делая!

Старики помолчали. Потом Абу-Яхья сказал:

– Мастер Абу-Наиб, ответь мне, своему старому другу, хотел бы ты сидеть, ничего не делая, до конца своих дней?

– Нет, – сказал рыжебородый, подумав.

– Тогда почтенье этому дому!

Мастер Абу-Яхья поднялся и, пропустив вперед рыжебородого, закрыл за собой калитку. Их шаги замолкли в отдалении.

– Ах, как неприятно!.. – сказала мать.

Глянув на нее, Аладдин шепнул что-то джину.

– Мама! – торжественно сказал он. – Закрой глаза и сосчитай до пяти!

– Еще чего… – проворчала она. – В последний раз я играла в эту игру, когда мне было семь лет.

Тогда Аладдин сам закрыл ей рукой глаза и сам сосчитал:

– Раз… два… три… четыре… пять!

И отнял руку от глаз матери.

Двор был неузнаваем. Цветистые шелковые одеяла лежали горой. Стояли сундуки, окованные серебром. Вдоль забора была расставлена новая посуда.

Кивнув с отвращением на джина, мать спросила:

– Это все он?

– Он, – сказал Аладдин.

– Никогда не сяду на эти одеяла! Ни за что не открою эти сундуки! Сейчас возьму козу и уйду!..

И Зубейда начала толкать козу к выходу.

Аладдин удержал ее за платье и грустно сказал:

– Ну, сосчитай еще раз до пяти!

Опять прикрыл ей глаза, сосчитал:

– Раз… два… три… четыре… пять!

Снял ладонь с ее глаз.

Дворик был пуст. Джина тоже не было. Мать кивнула, потом с некоторым сожалением сказала:

– А коврик был ничего…

Вот что было с Аладдином и джином. А в это же самое время с везирем и его сыном происходило нечто другое. Бу-Али Симджур и Мубарак склонились над картой их тридевятого царства. Везирь благоговейно говорил:

– Сегодня вечером, о возлюбленный сын, ты получишь царевну Будур и полцарства.

Жирной чертой везирь разделил царство пополам.

– Вот эта половина – тебе!

Мубарак важно кивнул.

Везирь спросил:

– А что ты дашь мне – своему единственному отцу?

Мубарак скривился. Его палец долго шарил по карте, пока не нашел самой маленькой точки:

– Дарю тебе вот – город Бельбейс.

Лицо везиря вытянулось.

– Такой паршивый городок?!

– Почему?.. Я там был, – сказал Мубарак. – Там есть две цирюльни и пять лавок…

– Две цирюльни?! – оскорбленно вскричал везирь. – Не возьму!

И отодвинул карту.

– Кто женится – я или ты?! – обозлился Мубарак.

– Ты, ты! – униженно сказал Бу-Али Симджур и чмокнул его в темя. – Готовься к свадьбе, мой возлюбленный сын!

И опять пришла ночь. Мастера с вершины строящегося минарета многое видели в эту ночь, но много и не видали.

Они видели, как над Багдадом пронеслась тень джина, направляясь к дворцу. И продолжали как ни в чем не бывало класть свои кирпичи и изразцы и прихлопывать глину лопатками: с джином-то они уже встречались!

Они видели и светящийся огнями дворец. Из него доносилась веселая музыка. А над дворцом на шпиле поблескивал полумесяц из чистого серебра.

Но самой свадьбы они не видели и не могли увидать. Там, на свадебном пиру, сидели великий султан, и везирь, и Мубарак, и гости. Играли музыканты. Все говорили разом, пили, ели и веселились.

А за занавеской сидела царевна Будур и плакала.

Мастера видели и как тень джина пронеслась над Багдадом обратно. Но понятно, они не могли увидеть, как джин очутился во дворике Аладдина и сказал:

– Царевна плачет!

И как Аладдин воскликнул:

– Плачет?!

И почему-то радостно заплясал.

Одним словом, мастера кое-что видели, кое-чего не видали, клали да клали свои кирпичи и изразцы.

А во дворцовой опочивальне вдоль стен горели светильники. И где-то далеко звучала свадебная музыка. Дверь открылась, великий султан ввел царевну в опочивальню и оставил одну.

Вынув спрятанный на груди кинжал, царевна Будур примерилась, как будет себя убивать. И со вздохом спрятала кинжал обратно.

Дверь открылась опять. Везирь втолкнул Мубарака. Он был разодет пестро, как китайский фазан. Молодые остались наедине.

Царевна положила руку туда, где кинжал. А жених сделал шаг к царевне, церемонно поклонился и начал:

– О звезда моих очей!..

Слово «очей» было последним словом, которое Будур услышала.

На этом слове Мубарак вдруг оторвался от пола и улетел в окно.