Эмиль рассчитывал, что Альфред поправится почти в ту же самую секунду, когда явится к доктору, но, увидев, что доктор покачал головой примерно так же, как Креса-Майя, он испугался. Подумать только, а что, если уже поздно, что, если нет средства вылечить Альфреда? Стоило Эмилю подумать об этом, как ему стало невыносимо больно, и, сдерживая рыдания, он пообещал доктору:
– Я отдам тебе свою лошадь, если вылечишь его… и поросенка, только вылечи! Как думаешь, что-нибудь получится?
Доктор долго смотрел на Эмиля.
– Сделаю что смогу, но я ничего не обещаю!
Альфред лежал на столе, не подавая никаких признаков жизни. Но внезапно он открыл глаза и смущенно взглянул на Эмиля.
– А ты тут, Эмиль! – сказал он.
– Да, Эмиль тут, – подтвердил доктор, – но теперь лучше ему ненадолго выйти, потому что сейчас я буду тебя оперировать, Альфред!
По глазам Альфреда было видно, что он испугался, – он не привык ни к докторам, ни к операциям.
– Я думаю, ему страшновато, – сказал Эмиль. – Может, лучше мне остаться с ним?
Доктор кивнул головой:
– Да, раз уж ты сумел доставить его сюда, то, верно, справишься и с этим.
И Эмиль, взяв здоровую руку Альфреда в свою, все время держал ее, пока доктор оперировал другую руку. Альфред не издал ни звука. Он не кричал и не плакал; плакал только Эмиль, да и то так тихо, что никто этого не услышал.
Эмиль смог вернуться домой с Альфредом только накануне Рождества. Уже вся Леннеберга знала тогда о его великом подвиге, и все ликовали.
– Этот мальчишка из Каттхульта всегда был нам по душе, – твердили леннебержцы в один голос. – И отчего некоторые бранят его! Все мальчишки
– озорники…
Эмиль привез маме с папой письмо от доктора, и там, среди всего прочего, были и такие слова:
«Вы можете гордиться своим мальчиком». И мама Эмиля записала в синей тетради:
«Боже мой, как это утешело мое бедное матиринское серце, которое так часто сакрушалосъ об Эмиле. И уж я позабочусь о том, штоб все в Леннеберге узнали про это».
Но какие же беспокойные дни пришлось им пережить в Каттхульте! В то ужасное утро, когда обнаружилось, что Эмиль с Альфредом исчезли, папа Эмиля так расстроился, что у него заболел живот и ему пришлось лечь в постель. Он не верил, что когда-нибудь увидит Эмиля в живых. Но потом из Марианнелунда пришли вести, которые успокоили его. Однако боли в животе не затихали, пока Эмиль не вернулся домой и не ворвался в горницу к отцу. Пусть папа увидит, что он снова дома.
Папа взглянул на сына, и глаза его заблестели.
– Ты – хороший мальчик, Эмиль, – сказал он.
А Эмиль так обрадовался, что у него забилось сердце. Право же, это был один из тех дней, когда он любил своего отца.
А мама стояла рядом и расцветала от гордости.
– Да, он молодчина, наш Эмиль! – сказала мама, потрепав кудрявые волосы сына.
Папа лежал, прижав к животу горячую крышку от кастрюли. Это смягчало боль. Но теперь крышка остыла, и ее нужно было снова подогреть.
– Дай-ка я подогрею, – живо вскочил Эмиль, – я привык ухаживать за больными!
Папа одобрительно кивнул головой.
– А ты можешь дать мне стакан сока, – сказал он маме Эмиля.
Да, теперь ему было хорошо, теперь ему оставалось только лежать, и пусть все ухаживают за ним.
Но у мамы были другие дела, и прошло целых полчаса, прежде чем она вспомнила про сок. Она только стала его наливать, как услыхала из горницы дикий вопль. Кричал папа Эмиля. Ни секунды не мешкая, мама вбежала в горницу, и в тот самый миг крышка от кастрюли покатилась прямо ей навстречу. Она едва успела отскочить в сторону, но от испуга выплеснула сок, брызнув на крышку. Крышка зашипела.
– Горе мое луковое, сколько времени ты грел крышку?! – спросила она Эмиля, который стоял перед ней в полной растерянности.
– Я думал, что она должна нагреться почти как утюг, – объяснил Эмиль.
Выяснилось, что, пока Эмиль был в кухне и грел на плите крышку, папа задремал. А когда Эмиль вернулся и обнаружил, как мирно спит его папа, он, конечно, не захотел будить его, а осторожно сунул крышку под одеяло и положил ее отцу на живот. Да, неудачно вышло: крышка нагрелась слишком сильно.
Мама Эмиля постаралась как могла успокоить мужа.
– Ничего-ничего, сейчас принесу мазь от ожогов, – пообещала она.
Но папа Эмиля встал с постели. Он сказал, что боится лежать теперь, когда сын вернулся домой. Да и вообще, мол, пора встать и пойти поздороваться с Альфредом.
Что касается Альфреда, то он сидел на кухне, очень бледный, с рукой на перевязи, но радостный и довольный, а вокруг него в полном восторге хлопотала Лина.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу