Лучано Мальмузи: Неандертальский мальчик, или Большой поход

Невероятно: это — зуб тигра! Не успеваю придумать какое-нибудь правдоподобное объяснение, как весело галдящие товарищи врываются в хижину, словно морской прибой.

— Ура!

— Он поправился!

— Да здравствует наш герой!

— Да здравствует победитель тигров!

— Ти… тигров? — заикаюсь я.

— Именно, — гордо подтверждает Блошка, наклоняется и целует меня.

Неандерталочке обидно; она тоже наклоняется и целует меня в другую щеку.

Потом все по очереди целуют меня, обнимают, трутся носами…

Даже дедушка Пузан забыл старые обиды.

— Вот он, мой лучший ученик! — кричит он и душит меня в объятиях. — Мой герой! Яркий пример того, как гордый дух пренебрегает опасностью! Несравненный воин! Бесстрашный охотник, светоч для грядущих поколений! И…

— Хватит, хватит… это уже слишком, дедушка, — останавливаю его я. — Сейчас ты говоришь такие слова, а только вчера ты грозился отрезать мой чересчур длинный язык.

— Что было, то прошло, малыш! Что было, то прошло! Когда мы поведаем старейшинам о твоем славном подвиге, никто уже не сможет сказать, будто походы дедушки Пузана никому не приносят пользы. — Он склоняется ниже, шепчет мне на ухо: — Знаешь, милый мой, мне больше не хотели отпускать средств на школу… Так что этот поход мог оказаться последним. Да-да. Но ты своим блистательным деянием меня просто спас. Благодаря тебе, сынок мой дорогой, меня ждет счастливая, обеспеченная старость, а главное…

— СЫТЫЙ ЖЕЛУДОК! — хором кричат ребята.

Дедушка Пузан сияет.

Потом берет дубинку-журнал, острым кремниевым наконечником вносит в него какие-то знаки и радостно возглашает:

— За то, что Неандертальчик рисковал жизнью ради общего блага: «отлично» по гражданскому воспитанию!

Бурные аплодисменты.

— За то, что он выстоял в поединке с самым могучим и опасным зверем Ледникового периода: «отлично» по физическому воспитанию…

Аплодисменты, одобрительные свистки.

— За то, что…

— Довольно, дедушка Пузан, — перебиваю его я. — Хватит. Иначе быть мне таким же занудой-отличником, как Умник и Уголек!

Смех, опять аплодисменты.

— Кстати, об Угольке, — спохватывается Блошка. — Посмотрите, как здорово он все зарисовал.

И показывает мне серую каменную табличку, на которой наш художник изобразил углем страшное происшествие, прославившее меня: вот прыгает тигрица, а вот я сижу на корточках и жду, сжимая копье.

— Очень красиво… — шепчу я и чувствую, как слеза сползает по щеке.

— Но… почему ты плачешь? — удивляется Блошка.

— Тигрица была такая красивая… сильная… никого не боялась. Теперь ее дух будет скитаться по небу… ночами приходить ко мне. Не знать мне больше покоя!

— Неандертальчик прав, — соглашается Березка. — Нужно умилостивить ее духов-покровителей. Есть единственный способ сделать это.

— Какой? — спрашивает Умник.

— Оставить в живых ее детеныша.

Дедушка Пузан, несмотря на все свое ликование, мрачнеет.

— Но… это неслыханно! — возмущается он. — Глупость какая-то! Ведь нам нечего есть, мы — голодные! И потом, этот тигренок вырастет большой, как его мать, и когда-нибудь нам придется сразиться с ним. Нет, нет… это недопустимо, я этого разрешить не могу!

И все-таки разрешает.

Мы идем на разведку, находим следы тигров у пещеры и там отпускаем тигренка.

Он наверняка найдет себе другую маму…

Приближается весна, и теперь еды у нас вдоволь.

На лугу пробиваются свежие ростки, болота кишат насекомыми, личинками и прочей живностью, и наши девчонки с утра до вечера ловят лакомых паучков, сочных червячков, раков, мышат, ужей, лягушек, жаб, тритонов, а вечером готовят вкусный ужин.

И все же мы очень скучаем по дому, по нашему стойбищу, по уютным хижинам, по дядюшкам и тетушкам, но больше всего по мамам и папам.

Учебный год подходит к концу; мы уже знаем дорогу, не за горами лето, и одной луны нам точно хватит на обратный путь; после того как мы опробовали Плавунец, нам ничего не страшно. Но…

Всегда найдется какое-нибудь «но».

Дедушка Пузан, кажется, вбил себе в голову, что мы должны во что бы то ни стало добыть длинношерстного носорога, ибо другого случая может и не представиться.