— Хоть бы ты, кукушка, помогла мне… Видишь? Я все сделал, что мог… А часы не идут… Отнесу я их обратно в подвал.
И тут затрещала, задвигалась пружина, затрепетали металлические крылья Кукушки; строго прогремели три удара, и вслед за ними Кукушка трижды прокричала: «Ку-ку-ку».
— Пошли! Пошли! — закричал Вовка. — Ай да я, молодец, и Кукушка молодец!..
И он запел. У Вовки была такая привычка иногда сочинять песни. Пусть не настоящие, зато всегда по поводу. Сейчас она выходила, примерно такой:
Часы дружат с теми, лишь с теми, лишь с теми
Кто здорово ценит веселое Время,
Кто знает, что время талантливым служит —
Оно сочиняет, и строит, и рушит:
Да, время рабочих людей уважает,
Одних возвышает, других унижает.
И если жить полною мерой хотите,
Пожалуйста, ГОД и МГНОВЕНЬЕ цените…
Вот, какую песню сочинил Вовка Пойманов… Он пел. Часы тикали: «Тик-так, тик-так…» В своем домике сидела Кукушка — железная птица — и готовилась в положенный час выскочить и прокричать своим хрипловатым голосом точное время…
Окно их квартиры на кухне было открыто в город, который жил себе как обычно: двигались троллейбусы, автобусы, звенели на поворотах трамваи, шуршали шинами автомашины… Все было, как всегда, и все было уже в преддверии сказки.
Неожиданно взгляд Вовки скользнул в окно, и он увидел там маленькую старушку в цветной шляпке. На тонких голубоватых губах ее играла приветливая улыбка. В руках она держала коробку.
— А я знаю, знаю, тебя зовут Вова Пойманов, — сказала старушка, и поправила шляпку.
— Ну и что из того? Это знают все и в школе и дома, — ответил он.
— Я принесла тебе чудесный, может быть, даже волшебный подарок. Иди сюда, Вова, иди к окну!.. Смотри!
Старушка открыла коробку и стала бить по жестяному дну костлявыми пальчиками. «Тук-так-трах…» И в коробке заходили, задвигались крошечные человечки, смешно вскидывая руки. Там была и девочка в платьице веером, и деревянный солдатик, и тонкий человечек в мантии, расшитой блестками…
«Тук-так-тик!..» — стучали ногти по дну жестяного коробка, и человечки в такт ударам подпрыгивали, плясали, взмахивали руками — вверх-вниз, вверх-вниз…
— Ку-ку!.. Ку-ку! — Раздался хрипловатый и даже отчаянный возглас.
Володя обернулся и… Он даже опешил, онемел от неожиданности… Представь себе: у часов уже стояла благообразная старушка, а пальцы ее — тонкие скрюченные пальцы — тянулись к часам. Глаза зло сверкали. Она пыталась поймать вылетевшую из домика-часов Кукушку, а та отчаянно отбивалась железными крылышками, пыталась дотянуться клювом к пальцам злой старухи и кричала единственное, что умела;
— Ку-ку-ку…
В этом возгласе чудился хрипловатый голос Железной Птицы. Она негодовала, она требовала, звала на помощь. «Что же ты стоишь, Пойманов?! Разве ты не видишь? Не видишь? Сейчас твой труд уничтожит старуха… Спаси меня!..»
Вовка бросился к часам, заслонил собой Кукушку. Он, кажется, закричал и даже топнул ногой.
— Прочь отсюда! Как ты смеешь?!.. Оставь Кукушку в покое!
— Хранта, бетио? Трак-так… Ты еще мне ответишь за эту грубость!.. Да, да, да!.. Ничтожный мальчишка!..
Неожиданно старушка плюхнулась на пол и по ее щекам полились горючие слезы. (Чего только не случается с колдуньями!)
— Ах, сударь Пойманов, человек с живым сердцем! Продай мне Кукушку. Она нужна в королевстве Ру-Лонии, чтобы украсить самую центральную площадь, — плакала старуха и, как маленькая, размазывала по щекам слезы. — Хочешь, я подарю тебе полный табель пятерок. Или — нет! Лучше возьми этих покорных слуг в коробке!.. Ах, Владимир, они будут плясать и даже выполнять твои желания… Хочешь? Да? да? да?..
Старуха так горестно качала головой, так страдальчески морщилась, что Кукушка спряталась за крошечную дверцу, лишь человечки в коробочке продолжали прыгать и прыгать будто заводные. Все это походило на сон, но Вовке не было времени думать об этом. Он мог бы легко отдать Кукушку, если бы старушка просто попросила ее, но она цеплялась за железную птицу так хищно и так щедро обещала разные блага, что призадумаешься… И потом, что это за такое королевство Ру-Лония? Что-то на карте такого города не припомнить? Странно все, очень странно…
— Ну? Что же ты медлишь? — вновь закричала старуха. — Я на двенадцать секунд постарела… Слышишь? Слышишь?
Читать дальше