Георгий Полонский: Медовый месяц Золушки

Фее казалось, что при пухоперонском дворе меньше негодяев, чем всюду. И что Принц, которому они с Учеником отдали Золушку, - такого дара достоин. Ровно ничего худого нельзя было сказать о Принце, не только сказать, но и подумать мельком. Принц так искренно, так нерасчетливо был влюблен! Вообще случай Золушки и Принца был как пример из учебника к Великому Закону, согласно которому от любви хорошеет человек, изнутри и снаружи…

А сама Золушка? Если б даже и были у Феи какие-то сомнения насчет Принца, - попробовала бы она помешать этой свадьбе! Видела Фея, видел и чувствовал даже 13-летний Жан-Поль: преступление - не дать этим двоим соединиться! Вместо девушки, которую они осчастливили, вновь была бы оскорбленная, горькая сирота - как в те дни, когда над ней издевалась мачеха. Нет, не так: от мачехи и от сводных сестер несправедливость, брань и щипки с вывертом были чем- то уже привычным; а новая обида от Судьбы, поманившей ее сперва любовью и счастьем, а потом обманувшей, была бы гораздо злее, могла нестерпимой стать!… Рядом с этой возможной ее болью - много ли стоила детская обида Жан-Поля? Это ведь выветрится из его ребячьего сердца! Через неделю, ну через две он вовсе забудет про все пухоперонские страсти. Ни пуха не останется от них, ни пера!… - думала Фея.

Как он убеждал тогда свою Госпожу? Не слишком толково; любой адвокат-недоучка, даже заика, смог бы лучше. Просил только, канючил по-детски: ну придумайте что-нибудь, чтоб не так скоро все это произошло! Пусть это будет, если суждено, только попозже… ну хотя бы на двенадцать недель!

- Почему? - спрашивала она. - Что ты надеешься успеть за эти недели? - тут Жан-Поль слышал опять знакомую ласковую насмешку. Он прекращал трудный разговор. Стеснялся. Все нужные слова приходили к нему на час или на день позже, чем надо. "Волшебник", называется! Только вчера в карете из него вырвалось вдруг, как шипучка с пузырьками газа:

- Они же не знают толком друг друга! Золушка не успела ведь даже понять, в каком новом мире очутилась! Шутка ли? От плиты, от корыта, от огородной мотыги - сразу на светлые скользкие паркеты, в широченную пуховую кровать красного дерева с альковом и балдахином, в зал для танцев… Причем, с кем танцевать? С министрами и послами, с полковниками королевской гвардии! Хотя нет - полковник не посмеет пригласить принцессу, не по чину ему… разве что генерал отважится! А она? Да ей легче будет сквозь землю провалиться! - наседал мальчик.

Госпожа Фея насмешливо его успокоила:

- Не наговаривай на нее. Чепуха все. Прелестно станцует она и с генералом, и с послом. А робеющего полковника даже и сама пригласит! Так ведь и было - ты видел сам! - на том первом балу, когда еще и речи о свадьбе не заходило… Тоже мне трудности: скользкие паркеты! Да она с коромыслом и двумя полными ведрами в самый гололед ходила! И в горку, и под гору!…Или - тоже еще проблема! - чересчур широкая кровать… Такая широкая, что Принц потеряет ее там, что ли? Не переживай: отыщет!

Не следовало ей так шутить. По высшим причинам не следовало! Юмор, если он касался той девушки, должен быть очень -очень бережным - или вовсе его не надо!

Жан-Поль шел по чужому городу и не замечал прохожих- мухляндцев, даже когда они толкали его плечами, задевали сумками. Он был рассеян, как самый допотопный старичок-профессор! Вернувшись в гостиницу, абсолютно ничего не смог бы он рассказать Госпоже об архитектуре этой столицы, о том, что за публика в здешних тавернах, кого больше - степенных людей или ветрогонов и пьяниц; какие товары и за сколько предлагают торговцы, как называются деньги в Мухляндии, что за спектакли обещают афиши местного театра и цирка-шапито… Ничего этого мальчик не замечал, не видел в упор.

"Не воротишь ничего, - думал он, - Как зубами ни скрипи, - сколько ни вчитывайся в наши книги волшебные…"

Он опоздал бесповоротно. Как вон тот мухляндский парнишка, который что-то кричал на бегу франтоватой парочке в экипаже. Их лошади, ужаленные кнутом, рванули с места так прытко, что пареньку и не догнать и не докричаться уже…

Нет, мог бы, конечно, Ученик Феи сделать так, чтоб эти кони застыли, как вкопанные! Чтоб они вообще превратились, допустим, в черепах… Чтобы тот ровесник Жан-Поля, который так отчаянно опаздывал что-то объяснить тем невнимательным франтам, стал бы восседать на их месте, одетый, как аристократ! А эти, отмахнувшиеся от него, - они бы униженно просили секундочки его драгоценного внимания! Большой кайф , знаете ли, бывает от таких перевертышей!