Василий Тихонов - Страшные сказки

- Что вам, дяденька, надо? - еле шевеля губами, прошептала она.

- Да вот, толковать с тобой хочу. О том, как обидела меня.

- А мне это без надобности.

- Ну, как же, ждала, звала суженого, а как он появился, отказываешься. Нам теперь с тобой на роду написано весь век вместе коротать.

- Да кто ж ты такой?

- Суженый твой. У нас ведь не так положено, как у человека. Не жених сватов засылает, а невеста. А ты ко мне сама дважды пришла. Так что теперь моя, не обессудь.

- Когда я приходила?

- В баню пришла - раз. В голбец спустилась - два. Другие-то девки, если жених не по нраву, зеркало захлопнут и с тем уходят. А ты меня дождалась. Значит, по нраву жених пришёлся.

- Да я ж по недомыслию, простите меня.

- Не-ет, что сделано, то сделано. Не ты первая, не тебе последней быть. У меня девки-то есть в услужении. Это когда роженка младенчика одного оставляет, мы его и прибираем. Иди девка до свадьбы в петлю полезет - тоже наша будет. А таких, как ты, в жены берём. Жизнь у нас не тяжёлая - в услужении народу много. Знай только, людишек подкарауливай, которые Бога забыли да нас поминают не ко времени.

- И мне то же делать придётся? - ужаснулась Дуняша.

- И тебе. Только сначала очищение пройдёшь через огненный поток, через кровавый поток да через ледяной. Потом уж и свадьбу сыграем. Всё честь по чести.

- А в церкву-то как же? - удивилась девка.

- Ох, и дура ты, Дунька! У нас церква своя имеется. Да ты в ней тоже уже побывала. Вражина тебя ризой укрыл шёлковой, спас.

- Дак то ж баня была, - Дуняша уже отдышалась и лихорадочно соображала, что делать. Хотела было руку поднять для крестного знамения, но она оказалась налитой тяжестью. Хотела сказать "Да воскреснет Бог", да язык сковало льдом. Мужик с перепончатыми лапами усмехался и веселился глазами от нелепых этих попыток совладеть с несокрушимой силой.

- И не старайся, девка, не выйдет ничего. Не достанет здесь меня Господь ваш. Не его это владения, и не человеческие. Здесь только мы силу свою имеем.

Тут Дуняша вспомнила об Иване Кузьмиче, который заворчал вдруг и зашебуршал в своём углу. Она ойкнула, поднялась и крикнула: "Дядька Иван, спаси меня, родненький!". Пала под ударом мужика с перепончатыми лапами и остальное видела, как в тумане.

Иван Кузьмич заворчал громче, выбрался из своего угла и уставился в упор на своего нежданного гостя. А тот радостно ухмыльнулся и протянул лапу, чтобы потрепать, погладить хозяина по бороде кругом морщинистого лица. Но тот увернулся и поднял правую свою руку. Была она обвязана окровавленной тряпкой. Большой мужик пошатнулся, как от удара, но усидел на месте. В ответ он только шевельнул пальцами, и Иван Кузьмич тут же кубарем покатился в угол. Но удержался и выскочил из него уже с ухватом в руках. Им-то и начал охаживать мужика домовой, но не касаясь. Соперник мотал головой из стороны в сторону, пока глаза его не сверкнули тусклым огнём. От него ухват съёжился и протёк огненным ручейком на самый земляной пол.

Иван Кузьмич лишился своего оружия, но не смелости. Как петушок-недоросток продолжал наскакивать он на своего недруга, а сам делал Дуняше рукой какие-то знаки. Она никак не могла уразуметь, что же ей надо делать. И тут только поняла - домовой отвлекал мужика с перепончатыми лапами, давая возможность укрыться девушке под образами или на печке. Дуняша кинулась к ступенькам, успев заметить, что Иван Кузьмич вцепился в лицо банному хозяину и стал одолевать. Соперник его начал съёживаться, уменьшаться в размерах и вполне уж мог пройти в дыру, пробитую в зеркале. Туда и загонял его, как метёлкой, тетеревиным крылышком, которым мазала сковороды матушка, Иван Кузьмич.

Что было дальше, Дуняша, выбравшись на волю, уже не видала. Одно только порадовало - матушка и дед спали без движения и вряд ли слышали возню и разговор в прикрытом голбце. Дуняша накинула крест, помолилась, попросила прощения у Матушки Пресвятой Богородицы и забралась на печь. На печи было тепло, сухо и безопасно. Девушка забылась сном. И он пришёл. Во сне Иван Кузьмич всё снимал со своей седой головы красный колпачок, кланялся и грустно посматривал на свою любимицу. Другое за ночь не пришло, и поутру Дуняша проснулась посвежевшей. Матушка удивилась, что она перебралась на печку, но Дуняша объяснила, что ей стало зябко, а печь держит тепло долго - до самого утра. Матушка поверила и принялась за стряпню. Только дед Василий с сомнением покачал головой. Неверие его укрепилось, когда вынул он из голбца прогоревшую дотла свечу, блюдце и два зеркала - одно разбитое вдребезги. Но Дуняша сделала вид, что эти находки её не касаются и скрылась на двор ходить за скотиной.