Али Саттар Атакишиев: Приключения Ибрагима

Ранним летним утром, напевая весёлую песню, Ибрагим бодро шагал в сторону базара. Одних людей обгонял, другие его обгоняли, и чуть ли не с каждым он успевал обменяться словечком — таким уж общительным был этот крепкий восемнадцатилетний парень.

Вот он остановился, вгляделся в придорожный куст и метнул туда комком затвердевшей земли. Зашумела листва, из-за куста выскочил ошеломлённый заяц и, растопырив длинные уши, опрометью помчался прочь. Ибрагим пронзительно свистнул вслед, заложив два пальца в рот, и расхохотался, когда заяц в одно мгновение скрылся из виду.

Впереди по дороге тащилась скрипучая арба. Предоставленная самой себе, лошадь плелась медленно и лениво, старик аробщик сладко спал на высоких козлах. Юноша догнал арбу, легко вспрыгнул на неё и осторожно взял вожжи из рук старика.

— Н-но, милая! — крикнул он, и лошадь, ощутив властную руку, ускорила шаг.

Качалась голова спящего аробщика, звенели бубенчики на шее лошади, цокали по камням копыта, будто вторя весёлой песне, которую опять затянул Ибрагим, и люди, шагавшие по дороге, оглядывались с улыбкой.

Неожиданно Ибрагим прервал песню, натянул вожжи. Спрыгнув на землю, он заботливо подсадил на арбу женщину и мальчика, который бережно прижимал к груди, должно быть, недавно родившегося маленького козлёнка. Арба останавливалась ещё не раз. На неё взобрался парень с двумя большими корзинами винограда, потом пожилая женщина, потом старик с тяжёлым двойным мешком через плечо.

— Платите деньги за проезд — сам аробщик их не попросит! — весело объявил Ибрагим, и медяки со звоном посыпались в его смуглую ладонь.

Он давно уже из-за тесноты перебрался на самый передок телеги, но всё так же задорно распевал свою песенку. Парень с виноградом пристроил поудобнее на дне арбы свои корзины, достал из-за пояса тростниковую свирель, и полилась пронзительно звонкая мелодия в аккомпанемент песне. Песню Ибрагима подхватили остальные пассажиры, и никто не замечал, что маленький козлёнок поднялся на своих слабых ножках, уткнулся мордочкой в корзину и стал поспешно объедать крупные прозрачные виноградины.

Весело бежала по широкой дороге лошадь, так же крепко спал старый аробщик, и голова его качалась во все стороны. Но вот арба с шумом въехала на базарную площадь и остановилась.

Ибрагим соскочил на землю, потряс аробщика за плечо:

— Дядя Абдулла, проснись, приехали!

Старик проснулся, поглядел вокруг непонимающими сонными глазами и, приложив к уху руку, закричал:

— А?.. Чего?

Так вот почему он мог спать всю дорогу под громкую песню пассажиров! Аробщик Абдулла был глухой.

— Чего? Зачем арбу на базар пригнал? — рассердился он и, увидев слезавших с арбы людей, замахнулся было кнутом на Ибрагима.

Тот ловко увернулся и протянул старику медяки, на пальцах объяснил, что это плата за проезд.

— Вот спасибо, сынок, — обрадовался аробщик.

Но Ибрагим уже спрыгнул с арбы, помахал старику рукой на прощанье и смешался с шумной толпой. Через минуту он бойко зазывал покупателей:

— Кому пряжу!.. Дешево отдаю!

— Сколько просишь, сынок? — Женщина в чадре тронула его за плечо.

— Дёшево, мать... С тебя возьму две монеты. Бери, не пожалеешь. Что угодно можно сделать из этой пряжи. — хоть одежду, хоть ковёр.

— Беру, — не торгуясь, сказала женщина.

— Отдаю, — в тон ей ответил Ибрагим, протянул женщине пряжу и получил свои монеты, а женщина одобрительно покачала головой: видно, ей понравился бойкий, языкастый парень.

Продав свой товар, Ибрагим заторопился к мясным рядам —надо было купить, наконец, бабушке мяса для плова. Он с трудом пробирался среди жаровен и огромных сковородок. Крикливые торговцы приглашали желающих отведать сочного шашлыка, каурмы, жареной рыбы. Воздух тут был пропитан такими аппетитными запахами, что даже у сытого человека потекли бы слюнки, не говоря уже о калеке-нищем: он униженно умолял торговца жареной рыбой дать ему хоть одну рыбёшку для его голодных детей.

— Убирайся отсюда! Если не можешь прокормить своих детей, ступай помирай вместе с ними! — заорал толстощёкий торговец, отгоняя нищего от большой сковороды, где с шипением подрумянивалась рыба.