Пол Гэллико: Дженни

– Нет, смотри, – сказала Дженни. – Давай по порядку. Сперва примостись покрепче на основании хвоста (Питер примостился). Ободрись на левую переднюю лапу. Так. Теперь сядь поудобней, а спину изогни (Питер превратился в заглавное "С"). Вытяни левую заднюю во всю длину, для равновесия, тогда не свалишься. А вот теперь вытягивай правую прямо вверх. Да, хорошо, только не внутри правой передней, а снаружи. Ну, вот! Опирайся как следует, всем весом, прекрасно!

Питер обрадовался, и ему захотелось, чтобы няня увидела его. Теперь он лизал где хотел, без подсказок, сам вылизал левую лапу, вызвав восхищение наставницы, которая, однако, сообщила, что и это еще не все: он не умеет мыть затылок, уши и морду.

Питер с готовностью высунул язык, но ничего не получалось, и он жалобно проговорил:

– Вот оно, самое трудное…

– Нет. Это самое легкое, – улыбнулась Дженни. – Смочи переднюю лапу… (он смочил) и мой, где хочешь.

И Питер вымыл дочиста сперва уши, потом щеки, потом затылок, потом усы и подусники и, наконец, маленький треугольник под самым подбородком.

В последних лучах солнца он видел, как сверкает его белейший мех, который стал пушистым и нежным, словно шелк, но глаза у него слиплись, и будто издалека доносился ласковый голос Дженни:

– Теперь мы оба поспим, а потом я расскажу тебе о себе.

Как я уже говорила, – сказала она, проснувшись, – зовут меня Дженни и во мне, прибавлю, есть шотландская кровь. И моя мать, и я сама родом из Глазго. Собственно, род наш восходит к Африке. Предки мои попали в Испанию и служили на кораблях Великой Армады. Одна из них приплыл на доске к шотландскому берегу. Фамилия наша – Макмурр.

– Я читал, как адмирал Дрейк победил Армаду, – вставил Питер, – и буря разбросала галеоны, но про кошек там не было…

– Однако служили и кошки на этих галеонах, – сказала Дженни. – Строго говоря, что нам Испания! Мы жили задолго до того в Египте. Ты заметил, какая у меня маленькая голова? Египетская порода. Конечно, и лапки…

Дженни легла на бок и протянула Питеру все четыре лапы.

И подушечки и вся внутренняя сторона оказались черными. У Питера они были розовые.

– Когда знаешь, кто твои предки, – продолжала Дженни, – все же как-то легче. Из Глазго в Лондон нас привезли в корзине, и маму, и сестер, и меня. Мама очень хорошо учила нас, воспитывала, и меня забрали в одну семью к одной девочке. Три года я не знала горя.

– Девочка была хорошая? – спросил Питер.

Дженни ответила не сразу и, уже не стесняясь, смахнула лапкой слезу.

– Лучше некуда, – отвечала она. – Звали ее Элизабет, Бетси. Когда она возвращалась из школы, я прыгала к ней на руки, она меня обнимала, а я терлась о ее щеку, и мы долго ходили вместе, словно у нее на шее – меховое боа.

Именно об этом мечтал Питер и вздохнул. Вздохнула и Дженни.

– На рождество и на Новый год, – продолжала она, – мне разрешали залезать в коробки. На мой день рождения Бетси звала гостей, и мне дарили подарки. Все меня любили, и я их любила, я даже понимала кое-что по-человечьи, хотя язык этот и труден и неблагозвучен. И вот однажды, два года тому назад, я заметила, что все чем-то заняты. Вскоре я поняла, что мы переезжаем. Только не знала, в другой дом или за город, на дачу.

Дженни прикрыла глаза на минутку, словно хотела получше вспомнить свою беду. Потом открыла их, вздохнула и продолжала рассказ:

– Дом у нас был большой, паковали все очень долго, а я ходила, нюхала, терлась об вещи, чтобы получше понять, что к чему. Сам знаешь, как много вам скажут усики (Питер этого не знал, но не возразил ей). Но я ничего не поняла, и особенно меня сбило с толку то, что хозяйка моя уходила с Бетси на ночь. Каждый вечер мою корзину переносили наверх, в мансарду, и ставили мне блюдечко молока. А однажды утром никто не пришел. И вообще никто больше не пришел, ни хозяйка, ни Бетси!.. Они меня бросили.

– Бедная ты, бедная! – воскликнул Питер и тут же прибавил: – Нет, не может быть. С ними что-нибудь случилось.

– Побудешь кошкой с мое, – сказала Дженни, – поймешь, что такое люди. Они нас держат, пока им удобно, а когда мы без всякой вины помешаем им, бросают, и живи, как хочешь, то есть помирай…

– Дженни! – снова закричал Питер. – Я никогда тебя не брошу…

– Может, ты и не бросишь, – сказала Дженни, – а вот люди бросили. Я тоже сперва не верила, слушала, смотрела в окно. Потом стада мяукать все громче и громче, но никто меня не услышал и никто не пришел.