Дженнифер Холм: Четырнадцатая золотая рыбка

— Она что, больше не придет? — спрашиваю я. Я слегка огорошена.

Мама качает головой.

— Сегодня не день, а праздник какой-то, — добавляет она.

Я всматриваюсь в темноту, чтобы в последний раз взглянуть на мою няню, но вижу кого-то другого — мальчика с длинными волосами. Он стоит под старой сохнущей пальмой на лужайке перед нашим домом. Пальма теряет свои большие коричневые листья, и мама считает, что ее пора срубить.

Мальчик на вид щуплый, жилистый. Кажется, ему лет тринадцать — четырнадцать. С мальчиками иногда не поймешь.

Он кричит маме:

— Вам надо выставить на улицу мусорные баки!

Завтра — день вывоза мусора, и вся улица уставлена контейнерами соседей.

Мама отвечает ему:

— Может, ты наконец зайдешь?

— А когда вы в последний раз удобряли газон? Тут повсюду сорняки.

— Уже поздно, — нетерпеливо отвечает мама и придерживает для него дверь.

Должно быть, это один из маминых учеников. Иногда они помогают ей разгружать ее большой, видавший виды фургон.

— За домом надо ухаживать, иначе он обесценится!

— Быстро!

Мальчик неохотно поднимает свою объемистую спортивную сумку и заходит внутрь.

На рабочего сцены он не похож. Те обычно носят джинсы и майки — одежду, в которой удобно работать. Этот же одет в мятую рубашку в тонкую полоску, полиэстеровые штаны, твидовый пиджак с заплатками на локтях и кожаные мокасины. Но больше всего бросаются в глаза носки: черные, какие носят с костюмом. Нечасто увидишь в таких школьника. Будто на бармицву собрался.

Мальчик испытующе смотрит на меня:

— Ну что, попала в число лучших учеников?

— Э… табели нам еще не раздавали, — ошарашенно отвечаю я.

Есть в этом мальчике что-то знакомое. У него темные, слегка вихрастые волосы с выкрашенными в пепельный цвет кончиками. Может быть, он один из маминых актеров?

— Ты кто? — спрашиваю я.

Мальчик пропускает это мимо ушей:

— Если хочешь поступить в престижную аспирантуру, нужно хорошо учиться.

— В аспирантуру? Ей одиннадцать! — восклицает мама.

— Чем раньше она начнет готовиться, тем лучше. Кстати, — мальчик многозначительным взглядом окидывает мамин наряд, — ты в этом ходишь на работу?

Мама любит копаться в костюмерной школьного театра. Сегодня утром она вышла из дома в длинной черной атласной юбке, жилете-болеро того же цвета и белой свободной блузке с рюшами.

— Может, тебе стоит купить хороший брючный костюм? — предлагает мальчик.

— Вижу, ты так и застрял в каменном веке, — парирует мама.

Затем мальчик поворачивается ко мне и разглядывает мою пижаму: майка-безрукавка и короткие шорты.

— Почему твоя пижама такая короткая? Куда делись длинные ночные рубашки? У тебя что, одни парни на уме, как раньше у твоей матери?

— Все девочки ее возраста носят такие пижамы, — отвечает за меня мама. — И у меня на уме были не только парни!

— Почему же ты тогда сбежала из дому?

— Я была влюблена, — цедит сквозь зубы мама.

— Влюбленности надолго не хватает. В отличие от докторской степени! Еще не поздно вернуться к учебе. Ты могла бы получить настоящий диплом.

Есть в этом диалоге что-то ужасно знакомое. Будто смотришь фильм, который уже видел. Я внимательно рассматриваю мальчика — его волосы с пепельными кончиками, то, как уверенно он стоит в нашем коридоре, как сжимается и разжимается его правая рука, словно привыкшая держать что-то. Но тут мой взгляд останавливается на массивном золотом кольце, свободно болтающемся на его среднем пальце. Оно старое и затертое, с красным камнем в середине — такие носят выпускники университета.

— Знакомое кольцо, — говорю я и вдруг вспоминаю, на чьей руке я его видела.

Я смотрю на мальчика, и у меня вырывается:

— Дедушка?

— А ты кого ждала? — спрашивает он. — Зубную фею?

Дедушка выглядит как тринадцатилетний мальчик, но, если присмотреться, в нем можно увидеть и знакомые черты. Водянистые голубые глаза. Чуть насмешливый изгиб рта. Смыкающиеся над переносицей брови.

— Это что, волшебство какое-то? — тихо ахаю я.

Презрительно скривив губы, дедушка смотрит на маму:

— Моя внучка — и верит в волшебство? Ну и воспитание! Вот что бывает, если учиться на театральном!