В секундантах у них трусость, ненависть, страх,
Вместо слуг — ложь, покорность и корысть,
В стороне, как всегда, чуть поодаль в кустах,
Рассудительность и осторожность.
Чёрный ворон засел как судья на ветвях,
Вдруг закаркал: «К чему промедленье?»
Но не нужен сигнал, — уже тысячи лет
Поединок идёт и сраженье.
Кто сильнее? Ответ нелегко подыскать,
В наших душах борьба ежечасно:
На одной стороне — правда — матушка-мать,
На другую ложь тянет нас властно.
И сверкают клинки, и мелькает кинжал,
Храбрость — в лоб, подлость — сзади и сбоку,
Хоть столетья идут, не проходит запал
Битвы насмерть, вовек и без проку.
Прослушав балладу, слушатели с умным видом помолчали, каждый по-своему размышляя о безуспешной борьбе добра со злом. Сержанту почему-то вспомнились наглые соседские коты, воровавшие мясо из его миски, и его прежняя, всем недовольная и злющая хозяйка, а Муре — все собаки, независимо от степени их дворянского происхождения и прочих достоинств. У Крыса в памяти настырно маячил фокстерьер. Затем Сержант спросил:
— А почему баллада называется «Чёрный ворон»? Ты же где-то там в кустах отсиживался?
Ворон с достоинством ответил:
— Я — птица вещая. Не пристало мне встревать в мелкие дрязги. Я заранее знал, чем дело не кончится.
— Как это не кончится? А чем же оно кончилось? — спросил озадаченно Крыс.
— Ничем, — кратко возвестил Ворон.
Крыс замолк, по-видимому, решив не перенапрягать свои мозги. После баллады, рассказанной Вороном, Кок как-то потускнел.
— Ну, вообще-то, у нас с Цыпой очень обыденная история, — сказал он без присущей ему важности.
— Каждому — своё! — философски изрёк Ворон.
— Ворон, а почему вы живёте здесь один? — про себя слегка обидевшись на замечание Ворона, решила в отместку задать исконный женский вопрос Цыпа. — А где же ваши жена и дети?
Ворон с минуту помолчал, затем произнёс:
— Это очень грустная история, так что и рассказывать ничего не хочется. Я уже тридцать лет как вдовец. Мы, вороны, второй раз пары себе не ищем.
— Вот видишь, Кок, какие бывают настоящие мужья, — не преминула заметить Цыпа. — Извините, Ворон. Очень жаль, что я затронула такую печальную тему.
— В жизни много печального, — спокойно произнёс Ворон и, помолчав, сказал, задумчиво глядя куда-то вдаль:
— Я со своей избранницей познакомился в далёких краях, — там, куда отсюда и ворон костей не занесёт, — в южных степях России. Хорошее было время, — молодое. И кормов там было много. Мы для развлечения даже сусликами там промышляли.
— Так ты, Ворон, и меня мог бы съесть? — удручённо перебил Крыс.
— Все в жизни поедают друг друга, — уклончиво ответил Ворон и, по-видимому, вспомнив что-то хорошее, более весело сказал:
— И воронята у нас тогда были почти что каждый год, но потом все они разлетелись кто куда. Правда, недавно, лет двадцать назад, один из них прилетал с женой ко мне в гости. Славно мы попировали тогда.
— Сусликами? — встревоженно спросил Крыс.
— Да дались тебе эти суслики. Они что? Твои родственники?
— Все люди — братья, — укоризненно проквохтала Цыпа.
— Ага! Пока наследство не начнут делить, — насмешливо заметил Хомо.
— Ворон ворону глаз не выклюет, — неопределённо проронил Ворон.
— Ну, может, Сержант нам свою историю расскажет, — сказал Кок, решивший, по-видимому, отвлечь Ворона от грустных мыслей, а заодно и самому поднабраться опыта в изложении.
Сержант, лежавший на полу, приподнял голову, печально на всех посмотрел и сказал:
— Ну, моя история тоже простая. У каждой собаки, как и у человека, своя судьба. Я был преданным псом, а меня предали. Но сейчас я устал, так что расскажу её как-нибудь в другой раз. Может, Крыс что-нибудь расскажет, если захочет, — Сержант широко зевнул и положил голову на передние лапы.
Крыс задумался и после некоторого молчания с завистью произнёс:
— Но у вас всё такие интересные истории, а я вот так и просидел тут в подвале всю жизнь. Если бы мне фокстерьер хвост не отхватил, так и вообще бы рассказывать было не о чем.
— Ну ничего, Крыс. Ты без хвоста ещё пронырливей стал — в любую дырку пронырнёшь, — утешающе буркнул Сержант.
Однако рассказ об откушенном хвостике слушать как-то никто не захотел. Вечерело. Утомлённые раскопками по дому, художественным фотографированием, ремонтными работами и литературными байками друзья начали поочерёдно, а потом и все вместе зевать. Конечно, не плохо было бы ещё чего-нибудь поесть, но ничего уже не оставалось. Хомо грустно прикурил какой-то завалящий окурок и бухнулся на диван, попеременно посасывая то окурок, то ушибленный палец…
Читать дальше