Галина Александрова - Домовёнок Кузька и враг-невидимка

А там красны девицы в желтеньких юбочках задорно пляшут да про любовь несчастную поют. Да так трогательно поют, что даже у строгой лесной бабушки дрожь в коленках появилась. Рухнула она на диван, замерла. Хотела Наташа объяснить, как телевизор устроен, но Баба Яга так на нее грозно глянула, что девочка со страху чуть язык не проглотила и даже отошла подальше на всякий случай.

Наконец песня закончилась. Убежали девицы, только подолами желтыми на прощание махнули. Вздохнула Яга глубоко, головой потрясла, глаза грязными кулачками потерла, челюстью пощелкала:

— Да. Всякие чудесные вещи у меня в сундуке хранятся, а такой отродясь не бывало. Да и от знакомых волшебников я ничего про чудесный ящичек не слышала. На блюдечко с яблочком наливным похоже, только там экран маленький и со звуком постоянно проблемы.

— Эй, Яга, ты чего восхищаешься? — толкает ее в бок домовенок. — Мы так не договаривались!

— Ой, что это на меня нашло? Никак, чары подействовали. Не зря ты меня, старую, Кузенька предупреждал. Ничего, сейчас мы крайние лечебные меры применять будем.

Изменилась тут Яга, глаза засверкали, белый медицинский халат в лохмотья старые превратился, а белый кокошник с красным крестом в неопределенного цвета косынку с линялыми горошинами. Взмахнула она руками и завещала страшным голосом:

— Шурум-бурум, шуры-муры, тути-фрути, каляки-шмаки, нихт-ферштеен.

— Чего это она делает? — шепотом спрашивает Наташа. — Может, ей плохо? Может, нам настоящего врача вызвать?

— Что ты, это она прошто так колдует. Чтобы телевизор из штроя вывести, — отвечает шишига.

— А может, не надо телевизор из строя выводить? Мама недовольна будет.

— А если его из штроя не выводить, Кузька недоволен будет. У него от телевизора одни штрадания. Как только ты его включаешь, домовенок губу отпрюнивает и на карниз карабкается. А он всегда так делает, когда штрадает.

Старается Баба Яга, а ящичку хоть бы что. Не дымится, не искрится, не шипит, не плюется. Хуже того, на экране новые персонажи появились. Добры молодцы. Бородатые, хоть и молодые, а один лицом и руками черен. Страшные! Но Ягу бородами и черными лицами не испугаешь. Она сама не красавица. Ей с некрасивыми врагами справляться даже приятнее — не так жалко.

Только эти враги еще и хитрыми оказались. Встали в смиренную позу и песню затянули. Тоже про любовь. Про несчастную. А голоса у них — не то, что лица. Нежные-нежные, жалостные-жалостные. А в песне про недобрую красну девицу поется. Как она невиданное количество добрых молодцев загубила.

Во второй раз тут у Бабы Яги ноги подкосились. Обе, и нормальная, и костяная. Приняла она опять негрозный вид и говорит жалким голосом:

— Устала я чего-то. Ничего, если я пока никого побеждать не буду, а передохну с дороги? Накормлюсь, напоюсь, в баньке попарюсь. У вас мухоморов и лишайников нету? Ну, ничего, как-нибудь осетриной по-царски и бланманже обойдусь. Я неприхотливая.

Понимает домовенок, что чем быстрее он своих друзей от чар избавит, тем лучше. Но и Бабу Ягу ему тоже жалко. Она же не богатырь с булавой, а старенькая бабушка с безобидной ступой. Поручил он шишиге с Наташей за ней поухаживать, а сам делами занялся. А то и так весь день пропал.

Пока Кузька по хозяйству хлопотал, Баба Яга в беду попадала. Собственно, в беду она попала еще тогда, когда песни по телевизору слушала. Как опытная волшебница, Яга сама поняла, что околдовал ее чудесный ящичек песнями чувствительными. И как только догадался, что против них она с детства устоять не могла! Сколько добрых и чахлых молодцев от ее печки убежали, стоило им запеть!

— Вот и не знаю, чегой-то мне теперь делать, пригорюнившись, жалуется она девочкам, — нахвасталась я Кузеньке, что расправиться с любой умной вещью для меня — раз плюнуть. А на этот чудесный ящичек у меня ни нога, ни рука, ни зуб не поднимается. И ведь был бы хоть хорошенький — с резными петельками, сусальным золотом покрытыми, а то черненький, кривенький, а как запоет — сразу молодой и симпатичной себя чувствуешь.

— Я знаю, так чашто бывает, — поддерживает ее Юлька, — вот я — тоже не крашавица, а вот запою — все в разные штороны разбегаются. Наверное, чтобы слез швоих не показывать.