Мэри Нортон - Добывайки

— Хорошо, — сказал он, — прибей потолок, но легонько, если ты понимаешь, что я хочу сказать. Пару гвоздиков тут и там…

И вот в их жизни наступила новая пора, такое им и во сне не снилось! Каждую ночь крыша взлетала вверх и появлялись новые сокровища; настоящий ковер для столовой, крошечный совок для угля, жесткий диван с подушками, обтянутыми узорчатой тканью, двуспальная кровать с покрывалом, односпальная ей в пару с полосатым матрасом, картины в рамах вместо марок, плита, которую нельзя было топить, но которая так «мило» выглядела в кухне, овальные столы, и четырехугольные столы, и маленький секретер с одним ящиком, два платяных шкафа из кленового дерева (один с зеркальной дверцей) и комод с изогнутыми ножками… Хомили не только привыкла к тому, что крыша над ее головой поднимается каждую ночь, но дошла до того, что предложила Поду приделать к ней петли.

— Мне не нравится, что потолок надо приколачивать, от этого в комнатах такая пыль!

Когда мальчик принес им фортепьяно, Хомили стала просить Пода, чтобы он сделал им гостиную.

— Рядом со столовой, — сказала она, — а кладовую отодвинь подальше. Тогда будет куда поставить эти золоченые кресла, о которых он столько говорит, и пальму в кадке…

Однако Под порядком устал от передвиганий мебели и с нетерпением ждал спокойных вечеров, когда он сможет дремать у очага в своем новом красном бархатном кресле. Не успевал он поставить комод в одном месте, как Хомили, выйдя из комнаты и вновь войдя, чтобы «получить впечатление», заставляла переставлять его в другое — «на пробу». И каждый вечер, как раз тогда, когда Под привык ложиться спать, потолок взлетал вверх и появлялись новые вещи. Но Хомили была неутомима, глаза ее блестели, щеки горели румянцем, и хотя целый день они только и делали, что толкали и тащили новую мебель то туда, то сюда, она не могла угомониться и подождать до утра.

— Только попробуем, — умоляла она, поднимая один конец тяжелого кукольного серванта, так что Поду не оставалось ничего другого, как поднять другой конец, — на это не уйдет и минуты.

Но Под прекрасно знал, что в действительности пройдет не один час, пока, наконец, измученные и вспотевшие, они не свалятся в постель, да и тогда Хомили будет время от времени вскакивать, чтобы бросить «последний взгляд».

Тем временем в благодарность за все эти сокровища Арриэтта читала мальчику вслух — на лужайке позади вишни. Он лежал в траве на спине, а она стояла у его плеча и говорила, когда пора переворачивать страницу. Какими счастливыми казались ей потом эти дни — голубое небо, ветви вишни над головой, тихий шелест травы под ветром и большое, внимательное ухо мальчика рядом. Она во всех подробностях изучила это ухо, все бугорки, впадинки и извилины. Иногда, осмелев, она прислонялась к плечу мальчика. Пока она читала, он лежал тихо-тихо и всегда горячо благодарил ее потом. Перед ними обоими открывались новые миры… диковинные миры для Арриэтты. Она очень много узнала, но кое-что из этого ей было трудно принять. Она осознала раз и навсегда, что земля, на которой они жили, вертится вокруг своей оси вовсе не ради маленького народца. «Но и не ради большого», — напоминала она мальчику, когда видела, что он улыбается чему-то про себя.

Под вечер Под приходил за ней — очень усталый Под, растрепанный и пыльный — и уводил ее пить чай. А дома ее ждала возбужденная Хомили и новые сюрпризы.

— Закрой глаза! — кричала Хомили. — Теперь можно! — И Арриэтта, словно в счастливом сне, видела, что ее дом меняется с каждым часом. Что только ее не ждало! Однажды ее встретила кружевная занавеска на решетке, подхваченная розовой лентой.

Единственное, что печалило Хомили, — отсутствие гостей; им некого было позвать, никто не наносил им визитов, никто не забегал к ним «на огонек»: ни восторженных «охов» и «ахов», ни завистливых взглядов. Чего бы Хомили не отдала за Клавесинов или Надкаминных! Даже Захомутники — и те были бы лучше, чем никто!

— Напиши дяде Хендрири, — предложила Хомили Арриэтте, — и все расскажи ему. Хорошее, длинное письмо, ничего не пропусти!

Арриэтта начала писать на куске ненужной теперь промокашки, но чем дальше она писала, тем скучнее становилось письмо: не письмо, а прейскурант магазина или каталог вещей в доме, который сдают внаймы со всей обстановкой. То и дело ей приходилось вскакивать с места, чтобы пересчитать ложки или посмотреть незнакомые слова в словаре, и вскоре она отложила письмо: у нее было так много интересных занятий, так много новых книг, так много тем для бесед с мальчиком!