Мэри Нортон - Добывайки

— Да… Нет… Не помню.

— О, тебе нужно было слышать, как она произносит слово «паркет», — это дощечки, из которых сделан пол в гостиной, «Паркэт… парр-кэт», — говорила она. Ох и умора же была! Если подумать, твоя тетя Люпи воображала о себе больше всех остальных…

— Арриэтта дрожит от холода, — сказал Под. — Мы не для того подняли девочку с постели, чтобы говорить про тетю Люпи.

— Верно, верно, — виновато промолвила Хомили. — Тебе следовало меня остановить. Ну-ка, мой ягненочек, закутайся получше в одеяло, а я налью тебе чашку вкусного горячего бульона!

— И все же, — сказал Под, в то время как Хомили наливала бульон, — и для того тоже.

— Что — тоже? — спросила Хомили.

— Подняли ее, чтобы поговорить о тете Люпи тоже. О тете Люпи, дяде Хендрири и… — он приостановился, — Эглтине.

— Пусть сначала выпьет бульон.

— Никто не мешает ей пить, — сказал Под.

Мы с мамой подняли тебя, — начал Под, — чтобы рассказать о том, что делается наверху. Арриэтта, держа чашку с бульоном в обеих руках, поглядела на него через край, Под кашлянул.

— Ты сказала недавно, что небо темно-коричневое и в нем есть трещины. Это не так. — Он взглянул на нее чуть ли не осуждающе. — Оно голубое.

— Я знаю, — сказала Арриэтта. — Я видела через решетку.

— Разве тебе видно через нее небо?

— Продолжай, — прервала его Хомили, — расскажи ей о воротах.

— Ну, — тяжело роняя слова, проговорил Под, — а если ты выйдешь из этой комнаты, что ты увидишь?

— Темный коридор, — сказала Арриэтта.

— А что еще?

— Другие комнаты.

— А если пойдешь дальше?

— Еще коридоры.

— А если ты будешь идти и идти по этим коридорам вперед, и направо, и налево, и снова вперед и дойдешь до самого конца, что ты увидишь?

— Ворота, — сказала Арриэтта.

— Крепкие ворота, — сказал Под, — ворота, которые тебе не открыть. Для чего они?

— Чтобы к нам не попали мыши, — сказала Арриэтта.

— Верно, — неуверенно произнес Под, словно согласился с ней только наполовину. — Но мыши пока никому не причинили вреда. Еще для чего?

— От крыс? — предположила Арриэтта.

— Здесь нет крыс, — сказал Под. — А что ты думаешь о кошках?

— Кошках? — удивленно повторила Арриэтта.

— Потом: не для того ли эти ворота, чтобы удержать тебя здесь?

— Удержать меня здесь? — в полном замешательстве промолвила Арриэтта.

— Наверху очень опасно, — сказал Под. — А ты, Арриэтта, — все, что у нас есть, понимаешь? Не то что Хендрири… у него и сейчас двое своих детей и двое детей Люпи. А раньше, — добавил Под, — у него было трое. Трое своих.

— Отец имеет в виду Эглтину, — сказала Хомили.

— Да, — подтвердил Под. — Об Эглтине. Они никогда не рассказывали ей о том, что делается наверху. У них не было окошка, как у нас. Они говорили ей, что небо прибито над головой гвоздями, что в нем есть щели…

— Надо же так глупо воспитывать ребенка, — пробормотала Хомили. Она фыркнула и пригладила Арриэтте волосы.

— Но Эглтина была неглупая девочка, — продолжал Под, — она им не поверила. И вот однажды она поднялась наверх, чтобы увидеть все своими глазами.

— А как она выбралась? — с любопытством спросила Арриэтта.

— Ну, тогда у нас не было так много ворот. Только одни, под курантами. Видно, Хендрири забыл их запереть. Так или иначе, Эглтина вышла наружу…

— В голубом платье, — добавила Хомили, — и желтых лайковых туфельках, которые ей сшил твой отец, с пуговицами из черных бусин. Они были такие хорошенькие!

— Так вот, — продолжал Под, — в любое другое время все могло бы обойтись хорошо. Она бы вышла, осмотрела все кругом, может быть, немножко испугалась бы и вернулась обратно… несолоно хлебавши… но здравой и невредимой.

— Но за это время многое произошло, — сказала Хомили.

— Да, — подтвердил Под, — она не знала, потому что никто не сказал ей, что ее отца «увидели», и что наверху завели кошку, и…

— Они ждали неделю, — сказала Хомили, — они ждали месяц, они не теряли надежды еще целый год, но с тех пор никто никогда не видел Эглтину.

— Вот что, — сказал, помолчав, Под и внимательно посмотрел на Дочь, — вот что случилось с твоей двоюродной сестрой.

Снова настала тишина, только суп булькал на очаге да слышалось, как тяжело дышит Под.

— Это разбило сердце твоего дяди Хендрири, — сказала наконец Хомили. — Он больше никогда не поднимался наверх… боялся найти там желтые лайковые туфельки. Им оставалось одно — переехать.

Несколько минут Арриэтта молчала, но вот она подняла голову и спросила: