Мэри Нортон - Добывайки на реке

— Что бы это могло быть? — спросила Хомили.

— Холмкрофт, что ж еще, — сказал Спиллер. Он стоял, как вкопанный, подняв одну руку, и внимательно прислушивался. — Но кто станет принимать ванну в такое время? — спросил он, оборачиваясь к Поду.

Под покачал головой.

— Уже утро, — сказал он, — наверно, шестой час.

Гул делался все громче, все менее ровным, больше походил на грохот водопада; он приближался все стремительней.

— Спасайтесь! — крикнул Спиллер.

Не выпуская веревки из рук, он повернул мыльницу другим концом вперед и побежал по туннелю. Мыльница с треском неслась позади. Хомили и Арриэтту кидало из стороны в сторону, от стены к стене. Казалось, они вот-вот разобьются. Но, панически боясь остаться в темноте, обе они старались, чтобы свечи не потухли. Свободную руку Хомили протянула Поду, тот успел ухватиться за нее в тот самый миг, когда сзади на него налетели связанные вместе тюки и сбили его с ног. Под упал на тюк, не выпуская руки Хомили, и стремительно заскользил вслед за остальными.

— Лезьте наверх! — крикнул Спиллер из темноты, и они увидели поблескивающие прутья, крепко вколоченные в свод тоннеля.

— Бросьте пожитки! — крикнул тот. — Быстрей наверх!

Каждый из них схватился за прут и, подпрыгнув, плотно прижался к своду. Брошенные свечи, оплывая, лежали в лодке; слышался рев несущейся воды. В неровном свете свечей они увидели первые перламутровые пузыри, а следом — клокочущую серебряную стену, надвигающуюся на них. Один миг — и их захлестнула, не давая вздохнуть, душистая тьма.

Но когда прошли первые секунды, объятая паникой Арриэтта заметила, что она снова может дышать, а прутья держатся крепко. Ее залил поток горячей ароматной воды, промочив насквозь платье; он то поднимался, то спадал, то танцевал у самых плеч, забрызгивая лицо и волосы, то кружил у талии и щекотал йоги.

— Держись! — заорал Под, перекрывая шум воды.

— Скоро утихнет! — крикнул Спиллер.

— Ты тут, Арриэтта? — задыхаясь, позвала Хомили.

Они все были здесь, никто не захлебнулся, и прямо у них на глазах уровень воды стал падать, скорость ее замедлилась. Теперь, когда погасли яркие языки пламени, темнота не была такой густой; казалось, от воды поднимается серебряная дымка; поток бежал теперь далеко под ними, и, судя по ровному журчанию, был безобиден, как ручей.

Подождав еще немного, они спустились вниз, погрузившись по лодыжки в теплую воду. На фоне темных стен тоннеля она казалась полупрозрачной.

— Вроде бы стало светлей, — удивленно сказал Под.

Ему почудилось во мгле какое-то движение: это Спиллер бродил по воде в поисках вещей.

— Нашел что-нибудь? — спросил Под.

— Ничего, — сказал Спиллер.

Их имущество исчезло, — яйцо, крышка мыльницы, и все прочее, — унесенное водой.

— Что же нам теперь делать? — уныло спросил Под.

Но Спиллер не волновался.

— Подхватим все позднее, — сказал он. — Ничего страшного. И тащить не надо.

Хомили потянула носом воздух.

— Сандал! — вдруг воскликнула она, обращаясь к Арриэтте. — Любимое мыло твоего отца.

Но Арриэтта, ухватившись рукой за прут, чтобы ее не сбило с ног теплым потоком, покрывавшим ее лодыжки, ничего не ответила: она глядела прямо вперед, в уходящую под уклон трубу. Там, во мраке, висела бусинка света. На секунду Арриэтта подумала, что каким-то таинственным образом уцелела одна свеча, но затем увидела, каким круглым и неподвижным было светлое пятно. А вместе с запахом сандалового дерева до нее донеслись другие запахи — мяты, травы, земли…

— Утро! — объявила она, словно сама себе не веря. — Мало того, — продолжала она, глядя, как зачарованная, на далекую жемчужину света, — вон конец водостока.

Постепенно вода от ванны перестала их согревать и остаток пути они мерзли. Светлый кружок впереди становился все больше и ярче, он так сверкал, что слепил глаза.

— Взошло солнышко, — решила Арриэтта. Приятная мысль, ведь они промокли до нитки; все ускорили шаг. От бурного потока осталась тонкая струйка, труба сверкала чистотой.

Арриэтте казалось, что и она прошла своего рода очищение, словно с нее самой, не говоря уже об одежде, были смыты все следы старой жизни в пыли и мраке. Хомили, видно, подумала о том же:

— Ничего нет лучше для стирки, чем сильная струя мыльной воды… ни тереть, ни выжимать не надо; одно осталось — повесить сушить.

Наконец они вышли наружу. Арриэтта, опередив остальных, выбежала на полоску песка, которая спускалась вниз, к реке. Конец водостока прятался под крутым берегом, поросшим травой и камышом: укромный безветренный уголок под прямыми лучами солнца; здесь все обещало раннее лето.