Eфим Чеповецкий - Мышонок Мыцик

Утром у входа в свою норку я обнаружил одну странную вещь: подносик с разными проволочками и пружинками. Если бы на нём не было свежего ломтика колбасы, я принял бы его за Петину игрушку. Но скоро я понял, что это, должно быть, модная посуда. Тётушка Марина часто покупала новую посуду, потому что и она, и Петя любили делать из тарелок разные осколочки. Но посуда, которая стояла передо мной, была другого сорта: её нельзя разбить, она была из дерева.

«С чего бы это тётушка Марина стала проявлять обо мне такую заботу? — подумал я. — Слава Богу, я ни в чём не нуждаюсь, и незачем мне устраивать завтраки с доставкой на дом… Да, видно, доброта тётушки Марины не имеет границ».

Тут я разглядел на подносике буквы. Наши занятия с Петей не прошли даром. Не знаю, как он, а я научился немножко читать по складам. С той стороны, где я стоял, на подносике было написано: «Л, О = ЛO; В, К, А = ВКА». Вместе получается «ЛОВКА»… «Ну и тётушка Марина, — ещё раз удивился я. — Всегда что-нибудь ловкое придумает! Надо ещё с другой стороны прочитать». И я прочитал: «М, Ы = МЫ; Ш, Е = ШЕ…» Получается «МЫШЕ», то есть мне. Очень правильно, ведь это мне и поставлено. Ну а вместе, с двух сторон, получается — «МЫШЕЛО…» Что?! Мышеловка?! Ай! Что же это значит?! Кого-то хотят словить?! Нет, тётушка Марина здесь ни при чём. Тётушка Марина, наверное, об этом даже не знает и, не дай Бог, сама может словиться… И Кыцик не знает. А ведь он очень жадный, увидит колбаску, схватит и попадётся!.. Надо немедленно их предупредить!

И я стал звать: «Кыцик! Кыцик!..» Но он как сквозь землю провалился.

И тётушки Марины не видно.

Обегал я всю квартиру — никого не нашёл. А когда вернулся в кухню, беда уже произошла. Кыцик сидел перед «ловкой», дул на свою распухшую лапу и орал:

— Мяу-у! Мяу-у! Ой, мяу!..

— Ах, беда моя! — всплеснул я лапами. — Да как же это с тобой произошло?!

— Не-е зна-аю, — сквозь слёзы простонал он. — Это меня колбаска ударила, ой, ой, ой…

— Колбаска?! — удивился я. — Да что она — взбесилась, что ли?! Нет, Кыцик, это всё твоя жадность, это потому, что ты не прочитал, что написано на подносике. Вот прочитай, ведь это же «Ловка». Она всех ловит. Поэтому ты и пострадал… Ну что мне с тобой, непутёвым, делать?!

— Ой, моя лапочка! Ой, я несчастный! — орал Кыцик. — Ой, что же я теперь буду делать!..

Мне стало жаль своего Кыцика, я даже заплакал.

— Ты из-за меня плачешь? — спросил Кыцик.

— Да, — ответил я, утирая слёзы. — Из-за тебя и ещё из-за тётушки Марины тоже. Она не переносит чужих страданий. Увидит твою распухшую лапу и ещё умрёт от горя. У нас однажды так было, когда Петя прищемил дверью пальцы. Пришлось тётушке Марине вызывать «скорую помощь».

Но Кыцик не успокаивался.

— Я знаю, — орал он. — Я хорошо знаю, что тётушка Марина для меня поставила эту кошколовку… И ремень она тоже специально для меня держит… Я думал, что он нужен для Петиных штанов, чтобы они не спадали, а тётушка Марина меня уже три раза этим ремнём стегала, ой, ой, ой!

— Ну и что же? — сказал я. — Она и Петю им иногда стегает. Нет, Кыцик, ты всё-таки неправильно понимаешь. Я прежде тоже ошибался и принимал разные полезные поучения за обиды. А что касается ремня, так это она делала для опрятности: она тебя не стегала, а пыль выбивала. Посмотри, какой ты мохнатый!.. Она каждое воскресенье все шерстяные вещи выколачивает. Так что ты не обижайся на тётушку Марину.

Тут Кыцика вдруг словно взорвало. Вся сибирская шерсть стала на нём дыбом, спина выгнулась, и он заорал:

— Не хочу я слушать про твою тётушку Марину! Не хочу я видеть твою тётушку Марину! Не верю я больше ни одному её слову! Обещала сливками кормить, рыбкой, печёночкой, тушёночкой… Ой, ой, ой! Хватит с меня! Не нужны мне больше ремни и кошколовки! Не хочу здесь быть, ухожу-у-у!

— Куда же ты пойдёшь один?! — испугался я.

— На улицу! На улицу пойду! Пусть меня загрызут собаки! Пусть меня раздавит автобус! Тётушка Марина будет знать, как обращаться с сибирскими кошечками… Собирайся, Мыцик! Скорей, потому что я один боюсь идти на улицу!..

— А как же тётушка Марина? Она не переживёт этого!

— И я не переживу. Я боюсь один ходить по улицам. Неужели же ты меня бросишь одного, когда у меня так болит лапка?! Ой, моя лапочка!..