Александр Дюма - Сказки

Ночью его мучили кошмары. Он просыпался, вскрикивал, махал руками, кого-то отгонял.

Жерому Палану снился огромный заяц!

— Итак, — продолжал трактирщик, — убийство Тома Пише не осталось, вопреки надеждам Жерома Палана, его с Богом тайной.

То, что жертву засыпала земля забвения, ничего не изменило: кошмарное животное напоминало о себе, если не ночью, то днем, как бы говоря убийце, что забравшая жертву могила не сделала того же самого с его совестью.

С той поры жизнь моего деда превратилась в сплошную пытку.

То он видел ужасного зайца возле очага, откуда тот бросал на него свои огненные взгляды.

То во время обеда заяц залезал под стол и острыми когтями драл ему ногу.

Когда дед подсаживался к конторке, тот вставал сзади, положив лапы на спинку стула.

Поздними вечерами чудовищный заяц встречал его в проулках, чихая и тряся ушами.

Забравшись в постель, дед напрасно крутился с бока на бок: заяц не исчезал.

Измучившись вконец, Жером Палан засыпал. Но тут же просыпался от страшной тяжести, давившей ему на грудь. Он открывал глаза и видел зайца, сидевшего у него на животе и, как ни в чем не бывало, тершего себе нос передними лапами.

Но ни бабка, ни дети ничего не видели. Несчастный явно боролся с какими-то видениями, и они решили, что их отец сходит с ума.

Семья загрустила.

Но вот, после очередной кошмарной ночи мой дед встал с постели с самым решительным видом.

Он натянул сапоги с подковами, кожаные гетры, взял ружье, вычистил его, продул, зарядил потуже, отвязал собак и зашагал по рамушанской дороге.

Читатель помнит, что это была та дорога, по какой Жером Палан шел в ночь на 3 ноября.

Видя все это, бабка только радовалась, надеясь, что любимое занятие отвлечет мужа от странной тоски.

Она вышла на порог и долго смотрела ему в спину.

Был конец января.

Густой туман покрывал все поле. В лощинах его пелена становилась совсем уж непроницаемой. Но знавший дорогу, как свои пять пальцев, Жером Палан вышел прямо к злополучному перекрестку.

До кустов, за которыми он прятался в ночь святого Губерта, оставалось шагов десять, как вдруг с того места, где упал Тома Пише, выскочил не дававший ему покоя заяц. Дед тут же узнал его по ненормальным размерам.

Но не успел он прицелиться, как четвероногое исчезло в тумане. Собаки бросились за ним.

Прибежав на плато Спримон, где ветер был посильнее, а туман значительно реже, мой дед увидел своих собак.

В двухстах шагах перед ними скакал заяц. Его белая спина отчетливо выделялась на красноватом фоне зарослей вереска.

— Как бы они его не упустили! — воскликнул дед. — Ну, так и есть, будь им неладно: потеряли!.. Ату, Рамоно! Ату его, Спирон!

И он бросился за собаками с утроенной энергией.

Мышцы охотника, зайца и собак, казалось, были стальными. Поля, луга, леса, перелески, холмы, ручьи и скалы преодолевались, как на крыльях!

Но странным было то, что заяц бежал, подобно старому волку, только по прямой.

Он не сдваивал, не прыгал через ручьи и канавы, не выскакивал на пашню.

Он проявлял полное равнодушие к собакам!

Чуя его теплый, еще дымящийся след, они заливались отчаянным лаем! Но стоило им приблизиться к зайцу хотя бы на десяток шагов, как тот припускал и расстояние восстанавливалось.

Собаки бежали за зверем, а дед бежал следом за ними, подбадривая их громкими криками: «Ату его, Рамоно! Ату его, Спирон!»

Ягдташ мешал бежать, и он бросил ягдташ.

Веткой сорвало шляпу, и он не стал поднимать шляпу; не желая терять времени.

К полудню собаки подогнали зайца к реке.

Жером Палан был уверен, что животное не решится плыть через вздувшуюся после дождей реку, бросится обратно и уж тогда-то обязательно побежит мимо него.

Поотставшие Рамоно и Спирон приближались к зайцу.

Совершенно безразличный к преследователям, тот спокойно обгрызал тростник.

Собаки были уже в десяти шагах от него.

Сердце деда так сжалось, что он даже не мог дышать.

Расстояние между зайцем и собаками неуклонно сокращалось.

Бежавший первым Рамоно уже приготовился схватить его за ногу.

Но тут заяц прыгнул в бурлящий поток. Челюсти собак схватили воздух.

— Он сейчас утонет! — радостно закричал мой дед. — Браво, Рамоно!

Но, переплыв реку наискось, заяц спокойно вылез на противоположном берегу.

Увидев его живого и невредимого, пощипывающего травку, оскорбленный Рамоно бросился в реку.