Джанни Родари - Сказки

Артиллеристы заворчали:

— Чтоб он простудился! Заряжать и разряжать всю ночь! А заряды уже промокли и не взорвутся, если даже их бросить в Везувий!

— Молчать! — прикрикнул на них Генерал.

Стрелки, неподвижно стоявшие на крышах вагонов, смотрели сверху вниз на своих братьев, которые потели, таская тяжелые пушки.

«Везет артиллеристам! — думали стрелки. — Они работают, а нас уже до колен засыпало снегом. Пройдет немного времени, и мы превратимся в снежные статуи!»

Музыканты тоже были в отчаянии: снег набился в трубы и закупорил их.

Тут произошло нечто непонятное: как только первую пушку сняли с платформы, она исчезла под снегом. Вторая провалилась, как будто под ней было озеро. Земля проглотила и третью пушку. Короче говоря, как только пушку спускали с платформы, она исчезала под снегом.

— Что такое… Это же… — от удивления и негодования Генерал потерял дар речи. Он опустился на колени и принялся разрывать снег руками.

И тут все разъяснилось. Оказалось, что пушки ставили прямо на прикрытую снегом яму и они проваливались в воду, журчавшую под снегом.

Генерал так и остался стоять на коленях, как будто сраженный молнией. Он сорвал берет, стал рвать волосы на голове, и, может быть, содрал бы и кожу, если бы не услышал, что артиллеристы смеются.

— Несчастные! Лучшие, единственные орудия нашей армии попали в ловушку неприятеля, а вы смеетесь! Разве вы не понимаете, что теперь мы безоружны? Все под арест! По возвращении в казарму вы все предстанете перед судом военного трибунала!

Артиллеристы сразу же приняли серьезный вид, но продолжали вздрагивать от едва сдерживаемого смеха.

«Не так уж плохо, — думали они, — по крайней мере, мы не будем больше заряжать и разряжать пушки! Пусть синьор Генерал кричит, сколько ему угодно. Нам и без пушек хорошо: меньше работы».

Генерал, казалось, постарел лет на двадцать. Волосы его побелели, может быть, еще и оттого, что он снял берет и снег падал на его голову со скоростью сантиметра в секунду.

Камни прослезились бы при виде этой сцены! Но, к несчастью, камни не могли видеть этого: ведь они сами были под снегом.

— Все кончено! — рыдал Генерал. — Кончено! Мне нечего больше делать!

У него было такое ощущение, словно он ел чудесное пирожное и вдруг, неизвестно каким образом, вся сладость исчезла, и он обнаружил, что жует что-то вроде безвкусного картона. Без пушек жизнь Генерала была безвкусной, как еда без соли.

Он продолжал неподвижно стоять на коленях, не обращая внимания на все просьбы, и даже не отряхивал с себя снег.

— Синьор Генерал, на вас падает снег, — заметили артиллеристы и хотели стряхнуть снег с его плеч.

— Оставьте меня, оставьте меня в покое!

— Ведь снег совсем засыплет вас. Он дошел уже до колен.

— Неважно.

— Синьор Генерал, снег уже вам по грудь.

— Я не чувствую холода. Сердце у меня сейчас холоднее снега.

В одно мгновение Генерал был почти целиком покрыт снегом. Некоторое время еще виднелись его усы, но вот и они исчезли. Вместо Генерала осталась снежная статуя, статуя коленопреклоненного Генерала, вцепившегося руками в края ямы, в которую провалились его пушки. Бедный Генерал, что за гибель!

По-моему, он не заслужил такой участи, хотя и желал ее. Никто не мешал ему подняться, отряхнуть снег и укрыться в вагоне. Будучи Генералом, он имел право ехать в вагоне первого класса. Однако он предпочел превратиться в снежную статую.

Но оставим Генерала с его холодной судьбой. Прощай, синьор Генерал! Мы не забудем тебя.

Я-то хорош! Теряю время на поминки по Генералу, когда пассажирам Голубой Стрелы угрожают очень серьезные неприятности. На этот раз речь идет о Кошке. Настоящей, не игрушечной Кошке, величиной с целых два вагона Голубой Стрелы.

Пока мы все смотрели на Генерала и мысли наши были заняты его самопожертвованием, страшная хищница тихонько подобралась по снегу, осмотрела всех своими зелеными глазищами и выбрала добычу.

Вы еще не забыли о Канарейке в клетке, которая прыгала на своей пружине и все время напевала «чик-чик»? Ну вот, добавлю только, что клетка с Канарейкой была подвешена снаружи к окошку Голубой Стрелы. Вообще-то клетка должна была висеть в вагоне, но Канарейка своим несмолкаемым пением так всем надоела, что клетку подвесили снаружи.

Кошка приметила неосторожную Канарейку и решила полакомиться ею.

«Я сломаю клетку одним ударом лапы», — подумала она.

Так и вышло.

«Еще одним ударом я заставлю Канарейку замолчать», — подумала Кошка.