Татьяна Макарова - Снег отправляется в город

— А вот ещё ручьи, славные ребята! Уж они-то журчат, уж они-то поговорить любят! Да обо всём так весело! Жаль только, что всё на бегу, мимоходом…

А сосна Старшая при воспоминании о ручейках воскликнула мечтательно:

— Уж скорей бы весна! Тебя так много! Сколько из тебя получится голубых ручейков весёлых!

Снег вообще был по натуре своей очень мягкий, но тут он обиделся.

— Что вам ручейки-то! — сказал он. — На что они вам понадобились? Подумаешь, вода! И потом, если бы не я, их бы и не было вовсе. Вот возьму на будущую зиму не выпаду, тогда не очень-то они пожурчат! И потом, несерьёзные они, мелкие. А я глубокий. Я больше понимаю.

— Вот и сходил бы, раз понимаешь! — наперебой заговорили сосны, — И посмотрел бы, что на свете творится, как люди живут. Интересный они народ, люди! А потом бы нам рассказал.

— А что? — сказал Снег неожиданно, — И пойду! Вот сейчас встану, оденусь потеплее и пойду!

Ох как обрадовались сосны!

— Да ну?! — закричали они. — Вот здорово-то!

Но здесь сосна Высокая, самая мудрая из сестёр, вдруг забеспокоилась:

— Постой! А куда же ты пойдёшь? Ведь ты и адреса-то не знаешь. Ещё заблудишься. Ищи потом тебя!

— Какого такого адреса? — удивился Снег.

— Как — какого? — ответили сосны — Городского, конечно!

Но здесь сосна Высокая сообразила, что надо позвать сороку. Она всё знает, всё помнит, много где бывала. Она и расскажет Снегу дорогу в город.

Надо сказать, что в этом лесу были две сороки. Одну из них звали Люськой. Это была самая настоящая сорока, точно такая же, как другие сороки, в других лесах и в других сказках. Она была так болтлива, что умудрялась произносить три фразы о совершенно разных вещах одновременно. И тогда никто не мог понять, о чём она говорит, или одни слышали одно, другие — другое, а третьи — третье.

А сорока Люська сердилась на всех:

— Какие вы все здесь бестолковые! Бестолковые-бестолковые! Беда мне с вами!

Совсем иначе обстояло с другой сорокой.

Наверное, редко кто может сказать, что побывал во всех лесах на свете. Наверное, почти никто не может этого сказать. Поэтому нельзя поручиться за то, что вторая сорока этого леса была единственной в своём роде. Всё может быть на свете. И две-три таких же сороки тоже могут быть. Но уж не больше! Ни в коем случае!

Дело в том, что эта сорока была почти вовсе и не сорока. На своих сестёр она походила одним только оперением. Но разве дело в оперении? Ведь не в оперении счастье. А характер у этой сороки был совсем не сорочий. Она не любила блестящие вещи. Тем более чужие. И слыла очень замкнутой и скрытной. И такой тихоней, что в лесу её прозвали «Т-с-с». Так её все и звали — сорока Т-с-с.

Сорока Т-с-с в душе очень стыдилась, что все её сёстры такие болтушки и сплетницы. И очень боялась, что в ней заговорит сорочья кровь и она тоже кому-нибудь о чём-нибудь насплетничает. До того боялась, что вообще предпочитала не отвечать ни на какие вопросы.

Однажды отец беличьего семейства гражданин Орешников высунулся из дупла и спросил у пролетающей мимо сороки Т-с-с:

— Уважаемая сорока Т-с-с, скажите, пожалуйста, какая сегодня погода? А то я не знаю, как следует одеть детей на прогулку — по-прежнему в рыжие шубки или уже в серые?

А сорока Т-с-с ответила вежливо, но твёрдо:

— Гражданин Орешников, о том, какая сегодня погода, вы можете спросить у самой погоды. Вы ведь знаете, что я не люблю сплетен и никого никогда не обсуждаю.

Вот какая была сорока Т-с-с.

Соснам довольно долго пришлось решать, какую же позвать сороку. Если позвать Люську, то она наговорит столько, что никто ничего не поймёт. Но если позвать сороку Т-с-с, она, пожалуй, вообще ни слова не скажет — побоится, что это сплетня.

В конце концов сосны решили позвать сороку Люську. Может, удастся разобрать что-нибудь путное в её болтовне.

Постоянного ночлега у Люськи не было. Ни одна сосна не могла выдержать её на своих ветвях больше одной ночи. Ведь и сквозь сон Люська так болтала, что у сосен начинало звенеть в ушах.

В эту ночь её приютила сосна, которую звали Кокетливой. Приютила не просто так, не задаром, а за золотое колечко, которое Люська принесла откуда-то в клюве и надела сосне на макушку.