Даниил Перельман - ДРЕВНЕЕ ЗЕРКАЛО

Не уподобляешься ли Лягушке из обмелевшего колодца с твоими знаниями, недостаточными, чтобы понять тончайшие речи учения, со стремлением каждый раз показаться острословом своего времени…

Когда Чжуанцзы удил в реке Бу, от чуского царя прибыли два знатных мужа и передали ему [слова царя]: «Хочу обременить тебя службой в моем царстве».

Не выпуская из рук удочку и не оборачиваясь, Чжуанцзы так им сказал:

– Слыхал я, что в Чу есть Священная черепаха. Три тысячи лет как она мертва, и цари хранят ее в храме предков, облаченную в покровы и в ларце. Что лучше для черепахи: быть мертвой, чтобы почитали и хранили ее панцирь, или быть живой и влачить хвост по земле?

– Лучше быть живой и влачить хвост по земле, – ответили знатные мужи.

– Вот и я хочу влачить хвост по земле. Ступайте! – заключил Чжуанцзы.

Чжуанцзы отправился повидаться с Хойцзы, который служил советником в Лян. И кто-то предупредил советника:

– Идет Чжуанцзы, он зарится на ваш пост.

Хойцзы испугался. Целых три дня и три ночи обыскивал он страну. Чжуанцзы явился к нему и спросил:

– Слыхал ли ты про птенца, что водится на юге и зовется Юный Феникс? От Южного океана он летит к Северному, гнездится лишь на платане, питается лишь чистыми плодами, пьет лишь из сладкого источника. И вот этот Феникс пролетал над Совой, подобравшей дохлую крысу, а та, посмотрев на него снизу, угрожающе крикнула: «Прочь!» А ныне ты хочешь так же отпугнуть меня от царства Лян!

Прогуливаясь с Хойцзы по мосту через Хао {68}, Чжуанцзы сказал:

– Пескари привольно резвятся, в этом их радость!

– Ты же не рыба, – возразил Хойцзы. – Откуда тебе знать, в чем ее радость?

– Ты же не я, – возразил ему Чжуанцзы. – Откуда тебе знать, что я знаю, а чего не знаю.

– Я не ты, – продолжал спорить Хойцзы, – и, конечно, не ведаю, что ты знаешь, а чего не знаешь. Но ты-то не рыба и не можешь знать, в чем ее радость.

– Дозволь вернуться к началу, – сказал Чжуанцзы. – «Откуда тебе знать, в чем ее радость?» – спросил ты, я ответил, и ты узнал то, что знал я. Я же это узнал, гуляя над Хао.

…Подходя к Чу, Чжуанцзы наткнулся на голый череп, побелевший, но еще сохранивший форму. Чжуанцзы ударил по черепу хлыстом и обратился к нему с вопросом:

– Довела ли тебя до этого, учитель, безрассудная жажда жизни или секира на плахе, когда служил побежденному царству? Довели ли тебя до этого недобрые дела, опозорившие отца и мать, жену и детей, или муки голода и холода? Довели ли тебя до этого многие годы жизни? – Закончив свою речь, Чжуанцзы лег спать, положив под голову череп.

В полночь череп привиделся ему во сне и молвил:

– Ты болтал, будто софист. В твоих словах – бремя мучений живого человека. После смерти его нет. Хочешь ли выслушать мертвого?

– Хочу, – ответил Чжуанцзы.

– Для мертвого, – сказал череп, – нет ни царя наверху, ни слуг внизу, нет для него и смены времен года. Спокойно следует он за годовыми циклами неба и земли. Такого счастья нет даже у царя, обращенного лицом к югу.

Не поверив ему, Чжуанцзы сказал:

– А хочешь, я велю Ведающему Судьбами возродить тебя к жизни, отдать тебе плоть и кровь, вернуть отца и мать, жену и детей, соседей и друзей?

Череп вгляделся в него, сурово нахмурился и ответил:

– Разве захочу сменить царственное счастье на человеческие муки!..

…Цзи Синцзы {69}тренировал бойцового петуха для царя. Через десять дней царь спросил:

– Готов ли петух?

– Еще нет. Пока самонадеян, попусту кичится. Через десять дней царь снова задал тот же вопрос.

– Пока нет. Бросается на каждую тень, откликается на каждый звук. Через десять дней царь снова задал тот же вопрос.

– Пока нет. Взгляд еще полон ненависти, сила бьет через край. Через десять дней царь снова задал тот же вопрос.

– Почти готов. Не встревожится, пусть даже услышит другого петуха. Взгляни на него – будто вырезан из дерева. Полнота его свойств совершенна. На его вызов не посмеет откликнуться ни один петух – повернется и сбежит.

Из десяти речей девять – притчи, из десяти семь – речи серьезные, но всегда новые – речи за вином, вторящие естественному началу.

Из десяти речей девять – притчи. Ими пользуюсь как посторонним примером. Ведь родной отец не бывает сватом собственных детей. Лучше, если хвалит не родной отец! Если в них что не так, то не моя вина, а кого-то другого. Я соглашаюсь с тем, что едино со мной, я возражаю на то, что со мной не едино. Единое с собой называю правдой, не единое – ложью. Из десяти речей семь – речи серьезные. Это те, что уже были высказаны, это речи старцев. Но если первый по возрасту не знает, что есть основа, а что уток, что есть корень, а что лишь верхушки, то из-за одного только возраста не назову его первым. Человек, который не имеет ничего, что ставило бы его впереди других, не обладает дао человека. А кто не обладает дао человека, тот ненужный человек.