Константин Снайгала: Морковка Семнадцатая [с иллюстрациями]

— Принцессу должны звать Розой! — услышала она. — Потому что мы, розы, самые прекрасные из цветов!

— Нет, принцессу должны звать Лилией! — перебил розу другой голос. — Потому что мы, лилии, самые благородные из цветов!

— Не смешите меня! Принцессу, конечно, должны звать Георгиной! Потому что мы, георгины, самые гордые из цветов!

Самыми-самыми себя считали также гортензия, азалия, астра, камелия, и только маргаритка не участвовала в этом споре.

— Посмотрите на маргаритку! Ей и сказать-то нечего! — высокомерно произнёс георгин, и цветы снова заспорили на все голоса.

— Истинная красота не криклива, — тихо ответила маргаритка. Но никто её не услышал. Кроме королевы…

— Кроме королевы, никто ничего не может решить, — вздохнула Маргарита Пятнадцатая, отпивая вечерний чай из золочёной чашечки. — Поэтому приходится покинуть вас так скоро — всё на мне. Да и мой Георгий Девятый соскучился, наверное… Главное — не забывайте о правильном питании.

— Круассанами?

— Овсянка, овсянка и ещё раз овсянка, как говорит миссис Браун. А миссис Браун знает, что говорит.

— Карета для Маргариты Аделаиды Виктории Альберты Пятнадцатой подана!

Карета Маргариты Пятнадцатой быстро катила прочь, становясь всё меньше и меньше. Морковка смотрела, как она тает в вечернем сумраке, и думала о своём королевском имени. Рядом махали вслед удаляющейся карете родители. На мгновение Морковке показалось, что в глазах Маргариты Шестнадцатой блеснули слёзы.

А в тёмном небе, среди просыпанных, словно крошки, звёзд во всю светил молодой круассан.

О том, что положено говорить в таких случаях, история умалчивает. Зато не умалчивает она о том, от чего ломаются лифты.

Это случилось в субботу…

Маргарита Шестнадцатая уже к завтраку вышла во всём королевском великолепии: парадную причёску венчала парадная диадема, а на шее блестели лучшие из королевских бриллиантов.

— Сегодня к нам приезжает… — начал было Алоиз Третий.

— В гости? — Морковка лениво положила в карман пижамы пару печений для Шлёпы.

— С королевским визитом! — сказала Маргарита Шестнадцатая. — Сегодня к нам с королевским визитом приезжает его величество король Северного Соседнего Королевства. А также её величество королева и их высочества королевские близнецы.

— На северных оленях?

— На собачьих упряжках! — лукаво уточнил Алоиз Третий.

— И будет правильно, — продолжила Маргарита Шестнадцатая, — если ваше высочество соблаговолит оказать внимание их высочествам по всем нормам королевского этикета.

— Нельзя смеяться с набитым ртом… я помню, да… — зевнула Морковка. Но вдруг её глаза загорелись. — А что, и лифт будет работать?!

Лифт в королевском дворце включали по торжественным случаям. Можно было вдоволь покататься с первого этажа на третий, а потом с третьего — на первый и обратно. Королевским лифтёром служил старый индеец с седой косичкой, за которую

Морковка то и дело дёргала. Откуда взялся в Королевстве индеец, никто уже не помнил, да это и не важно. Красное Перо — так звали индейца — больше всего на свете любил петь. А пел он громко и без умолку. Только это и могло заставить Морковку наконец выйти из лифта и заняться чем-нибудь другим.

Правда, лифт иногда и сам ломался. Особенно часто это случалось, когда Морковка в восемнадцатый раз ехала на третий этаж.

В этот раз на третий этаж лифт не поехал: принцесса в парадном платье везла северных принцев Тука и Дука к себе в детскую на второй этаж. Предстояло знакомство высоких гостей с королевским хомяком.

Королевский хомяк был явно не готов к такому количеству посетителей и забился в свой домик. Близнецам это не понравилось. Не успела Морковка моргнуть, как Тук схватил клетку и принялся её трясти. На ковёр посыпались обрывки бумажек, древесная труха и прочий драгоценный мусор, но Шлёпа никак не вытряхивался из домика. Тогда Дук просунул руку через дверцу и попытался вытащить хомяка из домика силой. Он уже схватил его за заднюю лапку, когда ошалевший от ужаса Шлёпа цапнул принца за палец. Дук взвизгнул, а Тук от неожиданности выронил клетку. Королевский хомяк выскочил из клетки и бросился прочь из детской. За ним вниз по лестнице с улюлюканьем кинулись близнецы, а за близнецами — побледневшая Морковка.