Астрид Линдгрен - Карлсон, который живет на крыше, опять прилетел

И прежде чем Малыш успел опомниться, Карлсон полетел с ним на балкончик. Они сделали такой резкий вираж, что у Малыша загудело в ушах и засосало под ложечкой ещё сильнее, чем на «американских горках». Затем всё произошло точь-в-точь так, как сказал Карлсон.

Моторчик Карлсона жужжал у окна кухни, а Малыш трезвонил у двери чёрного хода что было сил. Он тут же услышал приближающиеся шаги, бросился бежать и очутился на балкончике. Секунду спустя приоткрылась входная дверь, и фрёкен Бок высунула голову на лестничную площадку. Малыш осторожно вытянул шею и увидел её сквозь стекло балконной двери. Он убедился, что Карлсон как в воду глядел: злющая домомучительница просто позеленела от бешенства, когда увидела, что никого нет. Она стала громко браниться и долго стояла в открытых дверях, словно ожидая, что тот, кто только что потревожил её звонком, вдруг появится снова. Но тот, кто звонил, притаился на балкончике и беззвучно смеялся до тех пор, пока в меру упитанный герой не прилетел за ним и не доставил его на крыльцо домика за трубой, где их ждал настоящий пир.

Это был лучший в мире пир — на таком Малышу и не снилось побывать.

— До чего здорово! — сказал Малыш, когда он уже сидел на ступеньке крыльца рядом с Карлсоном, жевал плюшку, прихлёбывал какао и глядел на сверкающие на солнце крыши и башни Стокгольма.

Плюшки оказались очень вкусными, какао тоже удалось на славу. Малыш сварил его на таганке у Карлсона. Молоко и сахар, без которых какао не сваришь, Карлсон прихватил на кухне у фрёкен Бок вместе с банкой какао.

— И, как полагается, я за всё честно уплатил пятиэровой монеткой, она и сейчас ещё лежит на кухонном столе, — с гордостью заявил Карлсон. — Кто честен, тот честен, тут ничего не скажешь.

— Где ты только взял все эти пятиэровые монетки? — удивился Малыш.

— В кошельке, который я нашёл на улице, — объяснил Карлсон. — Он битком набит этими монетками, да ещё и другими тоже.

— Значит, кто-то потерял кошелёк. Вот бедняга! Он, наверно, очень огорчился.

— Ещё бы, — подхватил Карлсон. — Но извозчик не должен быть разиней.

— Откуда ты знаешь, что это был извозчик? — изумился Малыш.

— Да я же видел, как он потерял кошелёк, — сказал Карлсон. — А что это извозчик, я понял по шляпе. Я ведь не дурак.

Малыш укоризненно поглядел на Карлсона. Так себя не ведут, когда на твоих глазах кто-то теряет вещь, — это он должен объяснить Карлсону. Но только не сейчас… как-нибудь в другой раз! Сейчас ему хочется сидеть на ступеньке рядом с Карлсоном и радоваться солнышку и плюшкам с какао.

Карлсон быстро справился со своими семью плюшками. У Малыша дело продвигалось куда медленнее. Он ел ещё только вторую, а третья лежала возле него на ступеньке.

— До чего мне хорошо! — сказал Малыш.

Карлсон наклонился к нему и пристально поглядел ему в глаза:

— Что-то, глядя на тебя, этого не скажешь. Выглядишь ты плохо, да, очень плохо, на тебе просто лица нет.

И Карлсон озабоченно пощупал лоб Малыша.

— Так я и думал! Типичный случай плюшечной лихорадки.

Малыш удивился:

— Это что ещё за… плюшечная лихорадка?

— Страшная болезнь, она валит с ног, когда объедаешься плюшками.

— Но тогда эта самая плюшечная лихорадка должна быть прежде всего у тебя!

— А вот тут ты как раз ошибаешься. Видишь ли, я ею переболел, когда мне было три года, а она бывает только один раз, ну, как корь или коклюш.

Малыш совсем не чувствовал себя больным, и он попытался сказать это Карлсону.

Но Карлсон всё же заставил Малыша лечь на ступеньку и как следует побрызгал ему в лицо какао.

— Чтобы ты не упал в обморок, — объяснил Карлсон и придвинул к себе третью плюшку Малыша. — Тебе больше нельзя съесть ни кусочка, ты можешь тут же умереть. Но подумай, какое счастье для этой бедной маленькой плюшечки, что есть я, не то она лежала бы здесь на ступеньке в полном одиночестве, — сказал Карлсон и мигом проглотил её.

— Теперь она уже не одинока, — заметил Малыш.

Карлсон удовлетворённо похлопал себя по животу.

— Да, теперь она в обществе своих семи товарок и чувствует себя отлично.

Малыш тоже чувствовал себя отлично. Он лежал на ступеньке, и ему было очень хорошо, несмотря на плюшечную лихорадку. Он был сыт и охотно простил Карлсону его выходку с третьей плюшкой.

Но тут он взглянул на башенные часы. Было без нескольких минут три. Он расхохотался: